«Ни один мужчина, — подумала она, — не смог бы проявить столько доброты и понимания».
Доминика знала, что отец очень рассердился бы, если бы узнал о ее поведении. Она была уверена, что любой был бы шокирован, если бы увидел, как она лежит в объятиях лорда Хокстона, одетая в одну лишь тончайшую ночную сорочку.
Возможно, он сам осуждал ее за такую распущенность и легкомыслие?
Но в глубине души Доминика была уверена, что он считает ее всего лишь утомительным ребенком, глупенькой девушкой, которая боится темноты и которая, прожив всю жизнь на Цейлоне, способна была так испугаться двух леопардов, дерущихся между собой и не представляющих никакой опасности для нее лично.
«Может быть, я кажусь ему ребенком, — подумала Доминика, Но я женщина, и я люблю его. Я люблю его всем своим существом, и я знаю, что это и есть настоящая любовь, которая существовала на земле во все времена».
Она ощущала духовную близость с ним, и с горечью думала, что Джеральд никогда бы не понял этого.
Как сможет она год за годом проводить в обществе этого грубого и эгоистичного человека, не способного на возвышенные чувства? Как сможет смириться с его отношением к, жизни, и самое ужасное, как она сможет не только терпеть его поцелуи, но и более интимные супружеские ласки?
Эта мысль привела девушку в такой ужас, что она безотчетно придвинулась ближе к лорду Хокстону.
— Пожалуй, мы слишком задержались здесь, — сказал он, словно почувствовав, что она чем-то встревожена. — Пойдемте, я ведь обещал показать вам гигантский лотос, прежде чем мы вернемся домой к ленчу.
Он повел ее по узкой тропинке, расчищенной среди зарослей. По обе стороны стояли деревья в полном цвету, но тропинка заросла и местами стала такой узкой из-за сорняков, что им приходилось идти друг за другом. И все же вокруг царила чарующая красота, и, вдыхая аромат магнолий и жасмина, Доминика чувствовала, себя так, словно оказалась в садах Эдема.
Наконец они подошли к небольшому пруду, окруженному деревьями. Солнечные лучи с трудом проникали сквозь густые ветви, покрывая все золотым ажурным узором и придавая странную, неуловимую прелесть этому месту.
Сам пруд, заросший цветами гигантского лотоса, некоторые из которых были еще полураскрытыми, являл собой такое красочное и восхитительное зрелище, что Доминика затаила дыхание.
На другом берегу пруда на пьедестале возвышалась статуя Будды.
— Это одно из моих самых дорогих сокровищ, которое мне особенно хотелось вам показать, — сказал лорд Хокстон, увидев, что она заметила статую. — Я думаю, что эта статуя попала сюда из Анурадхапуры11. Я нашел ее заброшенной среди развалин в джунглях и перенес сюда, чтобы, по крайней мере, дать ей достойное обрамление.
— Это действительно очень удачное место для нее, — заговорила Доминика в первый раз с тех пор, как они подошли к пруду.
— Давайте подойдем поближе, я хочу, чтобы вы взглянули на резьбу, — предложил лорд Хокстон.
Они обошли пруд, с некоторым трудом пробираясь сквозь разросшиеся кустарники и сорняки, которые некому было уничтожать после того, как Джеральд уволил садовников.
Наконец они подошли к статуе Будды, и Доминика заметила, что лорд Хокстон разместил ее среди деревьев champee, которые обычно всегда растут рядом с буддистскими святынями.
Она знала, что буддизм — это религия цветов, и подумала, что немногие англичане отнеслись бы с таким уважением, как лорд Хокстон, к священным реликвиям чужой религии.
Доминика видела, как лорд Хокстон был раздосадован, обнаружив, что древний камень статуи опутан вьюнками и другими ползучими растениями. Он протянул руку и принялся обрывать их с каменного изваяния лотоса, на котором покоился Будда.
— Должно быть, это очень древний… — начала говорить Доминика, но в этот момент какое-то движение привлекло ее внимание.
Она повернула голову и закричала от ужаса! Позади них, неслышно подкравшись совсем близко, стоял мужчина!
Его лицо было искажено от ненависти, а в поднятой руке он держал острый крис12 с деревянной рукоятью!
Не задумываясь, повинуясь лишь инстинкту, Доминика бросилась, чтобы заслонить собой склонившегося над каменным лотосом лорда Хокстона. Он качнулся, и нож, который должен был поразить его прямо в основание шеи, просвистел мимо. Вместо этого отточенное лезвие прошло сквозь пышную корону волос на голове Доминики и пригвоздило ее к стволу дерева.
Не успел крик ужаса замереть на ее губах, как лорд Хокстон восстановил равновесие, выхватил револьвер и в упор выстрелил в напавшего на них безумца.
И в этот момент он узнал Лакшмана, которого разыскивал все утро.
Пуля пробила ему грудь, и, вскинув руки, Лакшман упал в пруд, в заросли цветущих лотосов.
Лорд Хокстон повернулся к Доминике и увидел, что она потеряла сознание, и лишь нож, запутавшийся в ее волосах, удерживал ее в вертикальном положении.
Он поспешно обхватил ее за талию, вытащил нож и с ужасом увидел, что лезвие испачкано кровью.
Он швырнул крис на землю, внимательно осмотрел Доминику и с облегчением убедился, что кровь на лезвии была не ее.
Он подхватил ее на руки и, оглянувшись, увидел, что тело Лакшмана ушло под воду, и цветы лотоса вновь сомкнулись, скрыв то место, куда он упал.
Лишь окровавленный крис, лежавший у подножия статуи Будды, указывал на то, что всего несколько мгновений назад здесь разыгралась трагедия и только чудо спасло их обоих от смерти.
Крепко прижимая Доминику к груди, лорд Хокстон быстро направился по тропинке, ведущей к дому.
Пройдя несколько шагов, он увидел Джеральда. Распростертое тело лежало в траве лицом вниз, красное пятно расплылось на белой рубашке в том месте, где Лакшман нанес ему удар в спину, подкараулив Джеральда, когда тот возвращался домой к ленчу.
Доминика слабо пошевелилась. Она смутно вспомнила, что несколько раз сознание возвращалось к ней, но все казалось ей словно в тумане.
Кто-то подносил к ее губам питье, а затем она снова погружалась в глубокий сон, похожий на забытье.
Сейчас же она чувствовала себя по-другому. Казалось, что жизнь снова возвращается к ней, мозг ее начинал работать, ей больше не хотелось спать.
Она медленно открыла глаза и попыталась понять, где находится.
Это была совершенно незнакомая комната. Кровать, на которой лежала Доминика, была огромной, два резных столбика по ее углам поднимались до самого потолка.
Солнечный свет заливал комнату, проникая сквозь неплотно задвинутые портьеры; стеклянные двери, ведущие на веранду, были открыты.
Внезапно Доминика догадалась, что находится в «Пальмовой» комнате, о которой ей столько рассказывал лорд Хокстон и которую он построил для себя.
При мысли о лорде Хокстоне ее охватила дрожь. Теперь она вспомнила все!
Перед ее взором снова всплыло искаженное Яростью лицо Лакшмана, пытавшегося убить его.
Она сразу поняла, что этот безумец был отцом Ситы, желавшим отомстить за смерть своей дочери. Очевидно, он намеревался убить не только Джеральда Уоррена, но и всех белых мужчин, как-то связанных с ним.
Прежде, чем потерять сознание, она успела услышать выстрел и увидеть, как Лакшман упал в пруд.
После этого она погрузилась в спасительное забытье. «Как давно все это произошло?»— пыталась понять Доминика. Ей казалось, что прошло довольно много времени, но она не была в этом уверена.
Удивительно, но она больше не испытывала страха. Может быть, это происходило оттого, что она
