Птицы в клетках любят компанию, и даже фру Линдстрем лучше, чем никого. Сестры Моргенсон расстроены: их племянник Аксель днем ушел в море. Реакция прочих знакомых ещё неизвестна.
Тонкий церковный шпиль в небе — вот и Упсала. Вокруг шпиля летали вороны, вдоль берегов канала важно прогуливались тепло одетые шведы. Сильный ветер дул в узких улочках. Напротив собора и университета под высокими деревьями располагалось кладбище с замерзшими могильными камнями.
И там, в кошмарной комнате лежала Вилла, тоже замерзшая и навсегда умолкшая. Грейс и сама обмерла, так что один из полицейских предложил Польсону повести её в кафе и напоить кофе. Такая процедура — нелегкое испытание, особенно впервые. И если жертва так молода.
Хлебнув теплого кофе, Грейс решила, что её стошнит, но все же проглотила. Она не могла позволить себе такого на глазах у Польсона, в чистеньком кафе с видом на канал. Летом оттуда открывался прелестный вид: сверкает под солнцем медленно текущая вода, над ней склоняются кроны деревьев. Дома на берегу старые, с длинными лестницами и необычными дверями. Как в Париже, будь больше цвета и солнца. Но сейчас в черных водах отражалось серое небо. Плыли желтые листья, лениво опадающие с плакучих берез.
При виде воды Грейс вспомнила мертвое лицо и волосы, с которых смылась краска.
— Не волнуй, Польсон, я вас не опозорить.
— Это невозможно. — Он коснулся её руки, взял в свою и уже не отпускал.
— Вода, должно быть, ледяная, Польсон, она не могла покончить с собой. И тем более убить ребенка. Ведь она его решила оставить. Иначе проще было сделать аборт, верно?
— Вы спрашиваете меня? Я не знаю.
— Все вы прекрасно знаете. Густав — убийца, и мы его найдем. Я передам в полицию дневник Виллы…
Молчание Польсона её насторожило.
— Вы тоже этого не одобряете?
— А кто еще?
— Да Питер Синклер из посольства. Твердил, что в случае с Биллом Джорданом можно было говорить о дипломатической неприкосновенности, но Вилла тут не при чем, раз уволилась с работы. И им не нужна шумиха…
— Какая тут шумиха, даже на скандал не тянет, — отмахнулся Польсон. — Девушка покончила с собой из-за несчастной любви и беременности…Самое обычное дело!
— Тут не тот случай. Когда поймают Густава, он нам все расскажет.
— Но сделать девушке ребенка — не преступление.
— А утопить ее? — Грейс настолько темпераментно возмутилась, что женщина-кассир уставилась на них, моргая выцветшими ресницами.
— Вы слишком торопитесь с выводами, Грейс. Еще чашку кофе? Время есть.
— Я понемногу превращаюсь в Виллу, — прошептала Грейс. С тех пор, как я надела её одежду и пользуюсь её духами, я стала нелогично мыслить и действовать по первому движению души. Неужели я тоже кончу в озере?
— Вы что, с ума сошли? Вилла жила в своем придуманном мире, а вы твердо стоите на земле, — пытался успокоить её Польсон.
— Помните наш разговор о короле с двумя королевами? Мы решили, что у Густава было две жены, и от одной он отделался, чтобы быть счастливым с другой.
Глаза Грейс вдруг полезли на лоб.
— Я поняла! Вилла была женой, от которой он отделался, а не той, кого спасал!
В полиции им сообщили, что выяснить, где жила Вилла перед смертью, не удалось. Не устраивал их и дневник со всякой чепухой про дождь, стучащий по крыше, и темный лес. Густав похож на портрет в Гипсхолме? На него похожа половина шведов. Ее сумка? Кто прыгает в озеро с сумкой? Где именно произошла трагедия, неизвестно, расследование только началось, а озеро очень большое.
Но вот на Вилле были золотые часы и перстень с лазуритом в причудливой старинной золотой оправе. Грейс что-то про него известно?
— Девушки из посольства говорили, что его подарил Густав — тот мужчина, с которым она сбежала. Не знаю, купил он его или это семейная реликвия. Оно очень старинное.
В квартире Виллы ничего не изменилось, но обстановка стала ещё более гнетущей. Грейс распрощалась с Польсоном на лестнице. Предстояло позвонить отцу Виллы — испытание не легче, чем поездка в Упсалу. И ещё — разобрать вещи Виллы, распорядиться насчет похорон, написать её друзьям.
Грейс попыталась заснуть, долго ворочалась, а потом в полусне ей привиделось, что Вилла пытается столкнуть её с постели, уверяя, что это её постель, что она хочет вернуться.
Ее затрясло от ужаса, она выскочила, в чем была, и помчалась наверх в одной ночной рубашке. Забарабанила в дверь Польсона, дернула за ручку и обнаружила, что она не закрыта.
— Пожалуйста, пустите, — прошептала она. — Я боюсь. Я не могу быть одна.
Он откинул одеяло и потянул её к себе. Потом устроил её голову себе на грудь и уткнулся в её волосы.
— Я давно тебя ждал, ты прекрасно это знаешь.
— Этой ночью Вилла одна. Но не мы.
— Не мы.
Грейс перестала дрожать и обнаружила, что Польсон спит голым. Его сердце спокойно билось под её щекой. Ей нравилось слушать этот звук — он придавал уверенности.
Польсон заметил:
— Тебе не жарко?
Она молча стянула через голову ночную рубашку и снова скользнула под одеяло. Теперь их сердца бились рядом.
— Грейс?
— Да, да!
Легко и нежно его большое тело слилось с ней. Кошмары отступили, стало очень хорошо. Кровь забурлила в жилах. Она жива, жива! И тут откуда-то издалека ей улыбнулась Вилла.
— Ну — ну, Грейс…
Она едва не разрыдалась, но улыбнулась и заснула в его объятиях.
Когда она проснулась, Польсона рядом не было. Приятно пахло кофе.
— Завтрак готов. Какой ты любишь кофе?
— С молоком.
Он протянул ей ночную рубашку.
— Без неё тебе лучше, но утро холодное. Сегодня наверняка пойдет снег.
— Польсон…
Он стоял спиной, готовя кофе.
— Польсон, похоже, я тебя люблю.
— Похоже? Здорово сказано.
— А ты меня любишь?
— Сейчас не время выяснять отношении. Но если хочешь знать, ночью мне было хорошо. Пей кофе, пока не остыл. На этой неделе я в университете взял отгулы и могу заниматься только тобой.
Но что им было делать?
Грейс позвонила отцу. Его голос донесся как из другого, мирного и светлого мира.
— Господи, не может быть! Ты хочешь, чтобы я прилетел?
— Нет, даже и не думай.
— А что в посольстве? Они огорчены?
— Да, конечно. Но не слишком — она там уже не работала. Не волнуйся, папа.
— Когда ты собираешься домой?
— Когда найдем Густава.
— А это кто такой?
— Любовник Виллы, который виноват во всей этой истории.
