попасть в ту комнату, где стоит стол. Над столом — выход... Ну, в общем, я тебе все объясню.
В темноте они добрались до стола.
Гард залез на него и начал шарить рукой в поисках той самой веревочки, за которую надо дернуть, чтобы открылся люк.
Шарил долго, бесконечно долго. Уже все понял, но верить не хотел и продолжал водить рукой по земляной стене.
Никакой веревочки не было.
Он подпрыгнул два раза на столе, взлетел — руки ударились о закрытую крышку.
— Я тогда еще не поверил, что ты знаешь какую-то тайну, — услышал он голос Александра. — А теперь убедился, что это так.
— Но кто, кто мог нас здесь замуровать? — закричал Гард.
— Какая разница, Гершен? Замуровать — это очень точное слово. Из иудейской тюрьмы выхода нет.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Никогда в жизни Барак не убивал людей. Никогда. Да, его жизнь была нелепа, бессмысленна, но он даже представить себе не мог, что когда-нибудь в его судьбе случится такое большое горе: он станет убийцей.
Тогда он действовал быстро: убил римского охранника, заставил Гершена покинуть убежище, сам скрылся, чтобы Гершен его не заметил.
Но потом всю ночь Барак не мог заснуть. Он смотрел на звезды и думал: где сейчас убитый римлянин? Учитель говорит, что душа человека не умирает, а просто перевоплощается во что-то другое.
Может быть, звезды — это глаза человеческих душ? Может быть, душа этого римского воина сейчас смотрит на него и спрашивает: «Куда ты дел мое тело? Зачем ты его уничтожил?»
Этот римлянин был ни в чем не виноват. Он просто делал свое дело — охранял. И за это погиб? Просто потому, что встал на пути Барака? Просто потому, что мешал Бараку? Разве может быть мир так устроен?
И, главное, что же теперь делать? Как помочь душе убитого им человека? И может ли помочь он — тот, кто оставил душу без тела?
Всю ночь мучался Барак над этим вопросом. Даже хотел плюнуть уже и на эту Весть, и на Гершена да и пойти к Учителю, который — единственный в мире! — знал ответы на любые вопросы.
Когда наступило утро и звезды растворились в небе, Барак почувствовал, что ему отчего-то стало легче, словно он и впрямь избавился от неприятного, пронизывающего взгляда.
Барак видел, как методично, беззлобно, но жестоко били римляне разбойников, а те даже не пытались сопротивляться.
Потом он смотрел, как сооружают ритуальный костер и кладут на него тело погибшего воина.
Потом слышал, как Александр сказал, что, мол, воины так торопились за сестерциями, что даже не похоронили кости убитого в урне.
И тогда пришло решение.
Конечно, Барак знал устройство иудейской тюрьмы. И пока Гард с Александром разглядывали нож, он отрезал веревочку.
Странное дело, но в тот момент Барака совсем не волновало, отыскал Гершен Весть или нет.
Барак принял решение и должен был его исполнить. Это — главное.
Он запер Гершена и Александра в убежище, чтобы они не мешали ему, и пошел по пустым домам в поисках урны.
Барак несколько раз видел, как хоронили умерших, а чаще — убитых римлян, и представлял себе, как это делается.
Урну не нашел, однако, отыскал какой-то металлический сосуд.
Потом в золе откопал кости. Очень боялся увидеть череп. Но черепа не было — наверное, от жара он раскололся на мелкие части.
Барак рылся в золе тщательно, доставая каждую косточку и складывая их в сосуд.
Склепа не было. И Барак зарыл сосуд под деревом.
Когда зарывал, думал о том, что ни за что не станет убивать Гершена. Если тот отыскал Весть, отнимет, украдет, в крайнем случае, оглушит Гершена, заберет Весть и убежит.
Но убивать человека больше не будет никогда...
В эту минуту Барак очень хорошо понял, что такое настоящее несчастье. Настоящее несчастье — это когда звезды глядят на тебя с укоризной.
Он нашел воду, вымыл черные от золы руки и лицо и пошел выпускать пленников.
Когда крышка выхода открылась, Гард и Александр прижались к стене, ожидая нападения.
Его не последовало.
Зачем им прыгать сюда? — вздохнул Александр. — Они ж не дураки, будут ожидать нас наверху. Кто пойдет первым?
— Я, — сказал Гард. — Я же тебя сюда завел. Я и пойду.
Гард медленно вылез на поверхность и огляделся. Никого.
Позвал Александра.
Они еще какое-то время оглядывались по сторонам, ожидая нападения. Никого не было.
— Чудеса! — воскликнул Гард.
— Когда начинаются чудеса, — вздохнул Александр, — никогда не знаешь, чем они закончатся.
В долину Эйн-Геди они попали мгновенно.
Гард не помнил, ни как они шли, ни о чем разговаривали.
Только вдруг словно раздвинулись горы, и открылась узкая долина.
— Долина Эйн-Геди, — сказал Александр. — Вон видишь вдалеке грот — там колодец Давида. В водопаде, который низвергается к нему, очень холодная и вкусная вода. Тот, кто пьет ее, долго не может насытиться.
— А где скрывается Михаэль? — спросил Гард, пораженный открывшейся перед ним красотой.
— Михаэлю нет необходимости ни от кого скрываться. Он просто живет в одной из пещер, которые рассыпаны по склонам ущелья. В той самой пещере, где жил Давид.
—А что это за крепости? Кто живет там? — Гард показал на три крепости в разных углах долины.
Крепости эти имели не грозный, а, скорей, несчастный вид. Такое впечатление, что их то ли не достроили, то ли разрушили.
— Никто не знает, что это за крепости, кто их строил и кто в них жил.
Александр присел на камень отдохнуть. Странно, но комиссар совершенно не чувствовал усталости.
— Говорят, они всегда так выглядели, — продолжил Александр. — Никто и никогда не видел, чтобы из этих крепостей кто-нибудь выходил или чтобы кто-нибудь входил сюда.
Крепости комиссара совершенно не волновали.
— А как я найду Михаэля? — спросил он.
— Он сам найдет тебя, когда сочтет нужным.
— А если не сочтет?
— Нет такой силы, которая может заставить Михаэля встречаться с человеком, если равный Яхве не захочет этого. Да, кстати, чуть не забыл. Если ты хочешь, чтобы Михаэль помог нам, никогда не называй его по имени.
— Почему?
— Он считает, что человек не должен носить имя «равный Яхве».
— Почему же он не поменяет его? — удивился Гард.
— Он поменял. Но люди все равно называют его Михаэль. Людям кажется, что этим они делают ему приятное, а на самом деле они его обижают... Ну всё. Первым делом ты должен спуститься к колодцу Давида и умыть в нем руки. Так принято. Таким образом ты как бы поздороваешься с самым великим из живущих когда-либо на земле людей. А потом — жди. Если Михаэль захочет, он поговорит с тобой.
— И он что, сейчас за мной следит?
Гард обернулся, и ему показалось, что в кустах на склоне, действительно, кто-то есть.
— Михаэлю не надо ни за кем следить, — вздохнул Александр. — Он зрит. Человеку, который зрит, нет необходимости ни за кем следить.
Бараку показалось, что Гард заметил его, и он еще сильнее вжался в землю.
«Нет, — подумал он. — Этот Гершен какой-то необыкновенный человек. Если звезды так смотрели на меня, когда я убил солдата, как же они будут глядеть на меня, если я убью Гершена! Что бы ни говорил Учитель, нельзя убивать этого человека».
Впервые в жизни Барак засомневался в правоте слов своего Учителя. Но даже сам себе боялся в этом признаться — это ведь была такая беда, такая беда!
Впрочем, теперь Барак знал, что бывают беды и по-страшнее.
Гард легко сбежал к колодцу Давида.
Здесь, среди зелени долины Эйн-Геди, воздух был чистый и вкусный. Казалось, от каждого вздоха прибавляется сил.
Мимо Гарда промчался козел с красивыми, изящно изогнутыми рогами. Комиссар даже успел поймать испуганный взгляд больших печальных глаз.
«Зачем мне Весть? — подумал комиссар. — Почему бы мне не жить в одной из этих пещер? Стану Робинзоном, смастерю лук, буду охотиться, ловить рыбу... Еще Пятницу какого-нибудь найду. Хорошо бы, конечно, женского пола... И стану ждать, пока эти экспериментаторы на Земле про меня вспомнят. Не может быть такого, чтобы они забыли про меня навсегда!»
Гард опустил голову и руки в колодец Давида. Вода была холодной, но не ледяной, она не ломила зубы.
Исполнив ритуал и заодно утолив жажду, Гард решил искупаться в маленьком озере, которое образовывал летящий с гор небольшой водопад.
Потрогал воду в озере — ледяная. Поднял голову.
Со стороны водопада к берегу плыла женщина. Комиссар не сразу узнал Элеонору. Ее длинные черные волосы были собраны на голове в пучок, из-за чего Элеонора казалась совсем юной.
Она подплыла. Вышла. Подошла к Гарду.
Из одежды на Элеоноре была лишь крошечная набедренная повязка. Но это ее, кажется, вовсе не смущало.
— Ты дошел сюда, Гершен. Это хорошо, — сказала Элеонора вместо «здравствуйте».
«Может, она и есть моя Пятница? — подумал комиссар. — Боже мой, в последний раз у меня была женщина тысячелетия тому вперед».
— Привет, — ответил комиссар, опустив глаза.
Серебряные капельки воды дрожали на груди Элеоноры. Смотреть на это было не то чтобы неловко, но просто невыносимо.
— Я говорила Михаэлю о тебе. И о том, что ты ищешь.
Элеонора подняла руку и распустила волосы. Теперь она была похожа на русалку. На русалку с наглыми и умными глазами.
— И что Михаэль? — спросил комиссар, чувствуя: еще немного, и он набросится на эту женщину.
А что? Все очень романтично. Трава — мягкая, водопад — в меру шумный, погода — в меру жаркая.
— Михаэль не знает тебя, — ответила Элеонора с некоторым удивлением. — Он тебя никогда не видел. А Михаэль видит
