шлепнулся на пустой верстак. Поднял на старого волшебника грустную мордочку:
— Владыка Грязи начнет не раньше весны. Я видел! Который раз под Золотой Ветер кошмары снятся…
Доврефьель зевнул:
— Опять подняли ни свет, ни заря, ур-роды. Знаешь, я почти добил ту задачу с сетью. Там, если твоим языком записать, всего два преобразования в основе. И получается точно, как я хотел. С ооодного… ух, чуть челюсть не свернул… края Леса можешь увидеть, что творится на другом.
— Только для этого надо магов по Башням держать, а наши в Школах все… — ежик зевнул следом. — Лет через двадцать, как навыучим, станет проще.
— Хрена тебе лысого и квадратного… — Доврефьель уселся на верстак. — Письмо видишь? Мир кончается. Долгий мир был, не пожалуешься. Пять по восемь лет без единой войны… И теперь вот. Не иначе, Болотный Король нашел проход через горы на восток. Откуда-то же взялся в ватаге красноглазый атаман. Да еще вышколенный драться чуть не лучше самого Лотана?
— Я спать хочу, — зевнул еще раз Дилин, — А не судьбы мира распутывать.
Доврефьель молча-издевательски поднял одну бровь. Ежик печально кивнул:
— Ну да, конечно, ты прав. Как засну, мне точно про судьбу мира и приснится… Красное все такое и с брызгами, как тот фонтан, что у нас на площади сделали. Слушай, мы же у Спарка тогда так и не спросили: а что, у них фонтаны и зимой работают? Или их… ну, замерзают, и они так стоят ледяными цветами до тепла? Красиво, должно быть!
Великий Маг покачал головой:
— Напиши ему письмо. К счастью, в его краях Башни и Сеть содержатся в исправности. Письмо вчера на закате отправлено, а получил его я около полуночи… — слез с верстака и еще раз зевнул. Добавил:
— А раз в исправности, то и войско мы поднимем там за день… ну, за два.
Ежик опустил голову:
— Я, сдается, понял, что ты задумал: напасть на ГадГород, пока Болотный Король чешется. А Князю нас в хороших стенах не взять. Они не соединятся… Кого ты хочешь в ЛаакХаар с посольством отправить? Людей надо, там нас не принимают.
Ректор Магистерии направился к выходу:
— О посольстве завтра буду думать, когда высплюсь. Посольство надо на свежую голову и по очень хорошему размышлению подбирать. Это тебе не армия!
Армию Леса наместник знал очень хорошо. Во-первых, за время обучения он стажировался в гарнизоне Берега Сосен — вперемежку с походами на ладьях Морской Школы. А во-вторых — и, пожалуй, в главных, — Лес-то и начался именно с остатков имперской армии. С той ее части, где готовили отряды боевых зверей. После первой горячей войны, которая превратила восток в пепельные пустыни, связь с метрополией прервалась. Биостанции оказались заброшены. Зверей, которых до того учили и лечили — где успели выпустить из клеток и со слезами отправили на вольное житье; а где попросту расстреляли… Что, конечно же, не понравилось выжившим.
И получился дикий слоеный пирог из людей, сохранивших оружие и знания; зверей, получивших свободу и толком не умеющих ей пользоваться; просто диких зверей, которых тогда в Лесу и окрестных землях было не в пример больше; наконец, мутантов, добравшихся до этих земель в промежутке между первой горячей войной и «черной смертью» — второй цепочкой войн, в которых и догорела Империя. После этого из-за восточных гор приходили раз в сто лет. Как учитель Стурон в Школе Левобережья. Или как та красноглазая сволочь, перерубившая Ратину два ребра…
Население Леса никогда не забывало, каким концом копье втыкается. Соседи его тоже выросли не в парнике между огурцами и дынями. Так что ожиреть на покое и позабыть о чистке оружия Лесу никто не позволил. Вот и вышло, что для подъема ополчения в любом краю необъятного и малонаселенного Леса, достаточно было проплыть в небесах грифону с бочкой горящей смолы. Видно отовсюду; а двигаться надо туда, куда летит небожитель.
Совсем скоро — буквально за одну ночь — под рукой Опоясанного сошлись сто восьмерок медведей всех мастей и размеров, двадцать восьмерок чьелано: пестрых, золотых, белых и угольно-черных. Волки считались не восьмерками, а десятками. Боевой порядок десятки строился на двух четверках, отвлекающей и нападающей. А еще два волка оставались в резерве. Чаще всего это были самый опытный и самый молодой… Только раз Спарк видел правильную атаку волчьей лавины. Сотня или две серых зверей накатываются на строй мерной рысью, потом берут разгон — кажется, даже лениво переваливаясь с боку на бок; вдруг спохватываешься: да они ведь уже летят! Летят плотно, сбившись в мощный серый клин… а по спинам бегущих разгоняется лучшая — самая легкая, быстрая и свирепая десятка. И, когда щитоносцы умело склоняют длинные копья, эта самая десятка вдруг делает прыжок — из-за удвоенной скорости разбега, неимоверно длинный — легко перелетая закованные и оскаленные сталью первые ряды фаланги, нацеливаясь под знамя. Обрушивается на головы в середине строя, калеча руки, перехватывая сухожилия, полосуя направо и налево шипами боевых ошейников. Мгновение — и в стене щитов распахивается прогрызенная со спины брешь. В нее-то и бьет серый клин; и спасти от этого могут лишь стрелки, да не десяток, не два — а только сплошная завеса, залпы в упор, сотня на сотню. Но и тогда волки не отменяют атаки, не сдерживают разбега: врезаются прибойной волной, мечтая не уцелеть, а убить. И вот ради этого ощущения: когда земля дрожит под ногами, когда слитное движение увлекает за собой, и нечувствительно забываешь собственную трусость — ради одного этого чувства, и даже его бледного отблеска многие неглупые люди соглашаются надевать форму и выделывать нудные кунштюки на плацу с оружием…
Волков, которые так живо напомнили Спарку Берег Сосен, собралось тысячи две. А сколько собралось ежей, наместник даже не стал считать. Колючие шары заполнили всю опушку. Выпили воду в трех ручьях. Вынесли два лагеря в степь. Утыкали все вокруг сперва мишенями — а потом эти самые мишени стальными иголками, метательными звездочками, стрелками из духовых трубок, и какими-то вовсе непонятными кусками железа, больше всего похожими на развертку осьминога, но летавшими по заковыристым петлям и выходящими на цель сбоку или вообще со спины. Все это железо свистело и визжало каждый день; ежи шныряли под ногами; на опушке громоподобно рычали медведи, по вечерам на холмах перекликались часовые стаи Тэмр… Людям в городке казалось, что они попали в страшную сказку. Однако уже на третий день горожане освоились и совместно с охотниками выставили две сотни стрелков.
Движение по Тракту перекрыли. Проезд в ворота форта наглухо засыпали, мост разобрали. Полуготовые стены и ворота городка закрыли так же. Спарк торопился: со дня казни Этавана прошла всего половина октаго, но и это невыносимо долго, когда твою девушку в любой момент могут счесть ведьмой. Войско вполне разделяло его чувства: еды с собой у каждого было не так, чтобы очень. А охотой армию не прокормишь. Так что назначенный Доврефьелем командир — поседевший в пограничных стычках медведь с Берега Сосен — отдал приказ выступать в тот же день, когда тройка грифонов привезла его в Пустоземье.
И снова началась деловитая суета, звяканье, приглушенное бряканье и сержантская ругань; замелькали цветные картинки, имевшие для Игната значение только в той степени, в которой приближали его к девушке, ожидаемой вот уже десять лет.
— Десять лет на том болоте люди тонут! Как же они прошли?
Посадник ГадГорода оперся на парапет. Перегнулся через стену. Поморгал. Протер глаза. Сплюнул в ров.
Войско никуда не исчезло. В одну — не сказать, чтоб очень прекрасную! — ночь подошли тысячи и тысячи неизвестно кого. Подошли, конечно же с юга. Тут посадник ничуть не удивился. В последнее время неприятности только с полудня и приходят. А вот как они ухитрились обойтись без Тракта, протащить столько войска напрямик лесом, да потом еще по болоту? Оставили Косак по правую руку — там, небось, и знать не знают, что ГадГород в осаде. Князь дороги перехватил, а эти вовсе без дорог. По болоту влезли, и на тебе: стоят почти перед воротами!
И, главное, кто они? Волчий Ручей, «вольное владение»? Которое Тиреннолл мог запросто прихлопнуть крышкой от ночного горшка?
Да нет, внезапно понял Корней. Это — Охота! То незримое, страшное, веками таившееся в зеленом непроглядном лесном сумраке; обратная сторона светлой привольной степи. Вот кто снес до бревнышка Волчий Ручей; вот на ком кровь Транаса и всей его отчаянной сотни; вот кто одним шевелением клыка извел
