– Ну что ж, расскажите, – попросила красавица блондинка.
– Вы ведь, конечно, знаете, что у Фила нет слуха. Абсолютно. Вы слышали, как он насвистывал, уходя. Он полагает, что это музыка. Единственный жанр, который он признает, – это кантри.
– А если не играешь кантри?
– Он не отличит одну песню от другой, но, как типичный выходец из Новой Англии, приходит в ярость, если ему говорят об этом. Как вы думаете, что случилось у меня с ногой?
– Вы хотите сказать?..
– Ага. Я играла Римского-Корсакова, а он заявил, что я издеваюсь над ним и...
– Господи, он вас снова побил?
– Не совсем, – ответила Чарли. Все-таки трудно врать, подумала она. Выдавать ей порциями или выложить сразу, пока я в ударе? – Нет, не то чтобы побил, он ударил меня ногой по колену и отшвырнул в сторону.
– Я не верю, – пробормотала Эмилия. – И почему вы мне все это рассказываете?
– Я уже говорила. Я скоро уйду, Эмилия, и буду чувствовать себя виноватой, не предупредив вас насчет Фила. Нам, женщинам, и так трудно жить, а если еще мириться с хулиганом... – Здесь надо было бы уронить слезу, но не получилось. Поэтому Чарли взяла скрипку и направилась в спальню. – А вообще, не обращайте на меня внимания, дорогая. Вы старше и опытней меня. Но – будьте осторожны!
И на этой высокой ноте Чарли удалилась, не испортив важного акта драмы.
Следующее утро было ясным и жарким. Но когда Чарли сообщила свою новость Филу, и погода и разговор стали тягостными.
– Но почему вы вдруг хотите вернуться к себе? – сердито потребовал он объяснения, глядя на нее в упор и забыв про ложку с кашей, которую не донес до рта. Молоко расплескалось и потекло у него по подбородку.
– Боже мой, да не кричите на меня с утра! И вообще не смейте на меня кричать. – Чарли отставила от себя тарелку и едва не швырнула ее. – Мне не нужно ваше разрешение, чтобы вернуться в собственный дом.
Сцена грозила перерасти в грандиозный скандал, однако Фил, против своего обыкновения, тут же замолк. Наступила тишина, только Бет Сатерленд осторожно орудовала у плиты.
– Что ж, если вы не переносите жару, вам лучше уйти из кухни, – сказал наконец Фил.
Чарли снова придвинула к себе тарелку с кашей и стала усердно ее уписывать. Как раз сегодня она не собиралась уходить. Можно было бы еще поиграть в эти игры, впрочем, все уже и так ясно.
– Ну что? – спросил Фил.
– Ничего, – ответила Чарли, плотно сжала губы и с трудом встала на ноги. С рукой дело явно шло на поправку, она полагала, что врач сегодня снимет повязку. Что же касается колена, то отек спал, и она вполне могла передвигаться на костылях. – Итак, я ухожу, – сказала Чарли и вышла из кухни.
– Счастливо. – Фил даже не встал из-за стола.
Странные отношения! – думала Чарли. То он Бог знает как со мной обращается, а потом хочет, чтобы я с ним целовалась. Все было бы просто, если бы не эти дьявольские поцелуи. В спальне Чарли попыталась решить, как ей переезжать, и ответ не замедлил явиться в лице Бет Сатерленд.
– Спасибо вам за помощь, – поблагодарила Чарли. – Вы такая приятная женщина, и как вам удается ладить с таким... – Чарли никак не могла подыскать нужного слова.
– Противным, – подсказала Бет.
– Вот-вот. Противным человеком, – со вкусом произнесла Чарли.
Именно: противный, хотя и не во всем! Ведь не во всем, Шарлотта Макеннали? Не во всем.
– Если вы упакуете мою сумку, Бет, я пойду во двор отпустить Хэнку.
– Хэнку?
– Мою чайку. Ветеринар сказал, что как раз сегодня можно отпустить ее на волю.
– Уж лучше, душечка, я вытащу эту огромную клетку во двор, а вы сложите вещи. К Чарли вернулось хорошее настроение.
– Терпеть не могу складывать вещи. Давайте...
– ..вместе выпустим эту несчастную птицу, – договорила экономка.
Они так и сделали. Когда крышку клетки открыли, чайка на миг забилась в угол. Черные как смоль глазки следили за движениями женщин, и когда птица убедилась, что они на безопасном расстоянии, еще неуверенно подпрыгнула, мягко взмахнула крыльями и взвилась в небо, словно реактивный самолет. Прикрыв глаза рукой, Чарли следила за ней. Чайка набрала высоту, потом закружила над ними, спикировала вниз посмотреть на место своего заточения и тотчас взмыла воздушные просторы звали ее к себе.
– Как вы думаете, она вернется? – спросила Чарли.
– Не думаю. Неспроста ведь говорят – птичьи мозги.
– А мне всегда грустно, когда что-то кончается, – объяснила Чарли. – Что делать с клеткой? Она такая тяжелая.
– Оставьте ее до прихода хозяина. Мужчин надо использовать. А теперь займемся чемоданами?
– Что здесь происходит? – раздался голос Эмилии, она сегодня встала намного раньше обычного.
– Ваш счастливый день настал, – смеясь, объявила ей Чарли, – я возвращаюсь к себе домой!
– Это уже кое-что, – сказала Эмилия и удивила Чарли и Бет, предложив:
– Раз вы отбываете, я помогу вам уложиться!
Один только Сэм не выказал ни малейшей радости. Когда Чарли, возглавляя процессию, вышла из дома, он уселся перед ней и жалобно завизжал.
– Но я должна, Сэм. Это часть моего плана.
Чарли прохромала мимо него, а он, визжа, пошел следом. К полудню переезд был завершен. Бет по- матерински обняла ее, Эмилия шутливо отсалютовала, а Сэма прогнали домой. Чарли устала. Она приготовила себе чашку чая, а в старой жестянке, куда не заглядывала неделями, нашла пару крекеров. Потом оделась в синюю юбку и скромную кружевную блузку и, бегло оглядев комнаты, вышла на веранду, где, конечно же, сидел Сэм. Он встал и пошел вместе с ней к машине.
– Нет, Сэм. Иди домой.
Сэм сделал вид, что не слышит. Повторив приказ, Чарли обошла вокруг машины и быстро села за руль. Сэм не успел за ней и увидел только, как хлопнула дверца у него перед носом. Сидя на обочине дороги, он горестно завизжал.
Медсестра взглянула на талон Чарли и сделала ей выговор:
– Вы опоздали, а у доктора каждая минута на счету.
– Я пришла на пятнадцать минут раньше, – твердо возразила Чарли.
Ох уж эти врачи и юристы, мысленно негодовала она, сидя в приемной, с ними надо обращаться на манер древних римлян: сделать их муниципальными рабами. Этот ужасный день никак не кончался. Наконец, после того как она прождала пятьдесят минут, мимо нее, насвистывая, прошел врач. Бормоча себе под нос, он осмотрел ее руку. На это ушло три минуты. Продолжая бормотать, осмотрел колено. Четыре минуты. Затем он сказал Чарли что-то на своем непонятном медицинском языке и исчез.
– Повязку сейчас снимем, – перевела сестра. – Колено совсем неплохо, но вы слишком его утруждаете. Приходите через две недели.
После этого Чарли уже в другом кабинете сняли гипсовую повязку. Она еще не дошла до входной двери, как счет уже был готов. Но когда выяснилось, что Чарли – член организации содействия здравоохранению, которая и будет оплачивать счет, служащая улыбнулась и даже перекинулась с ней парой слов.
Потом Чарли заехала в супермаркет. Хозяин – молодой человек лет двадцати четырех и большой любитель женщин с хорошей фигурой – знал Чарли и велел своему помощнику выгрузить тележку с продуктами в ее машину, а сам вышел на порог магазина проводить ее.
– Мы должны с вами как-нибудь отправиться на танцы, мисс Макеннали, предложил он.
Чарли посмотрела на костыли, пожала плечами и поехала к себе на остров.
– Как продвигается кампания? – Клодия Сильвия, как обычно в конце рабочего дня, обходила комнату, осматривая цветы.
– Не блестяще, – ответил Фил, откинувшись в кресле и водрузив ноги на стол. – Кажется, сегодня утром я перестарался. А когда она заговорила о переезде, я понял, что все лопнуло. Не знаю, почему меня это так
