— И, надо думать, еще больше вы жалеете о том, что последним видели мисс Эннабель Вулер живой?
— После меня ее видел убийца.
— Ну, чтобы сказать «да» или «нет», я еще должен выяснить, кто совершил это преступление!
— Так, по-вашему, это мог сделать я?
— А почему бы и нет?
Баронет с видимым огорчением покачал головой.
— Боюсь, что сведения об Англии вы почерпнули от какого-то шутника, господин комиссар. Уверяю вас, наше дворянство, вопреки вашим представлениям о нем, пока не включило охоту на ближних в число любимых развлечений.
Гагенбрехт встал и с оскорбленным видом выпрямился.
— Вам больше нечего мне сказать, сэр Арчибальд Лаудер?
— Могу уверить вас только в одном: на сегодняшний вечер у меня не запланировано ни одного преступления.
Полицейский пристально посмотрел баронету в глаза.
— Трудно поверить! До свидания!
— До свидания, господин комиссар.
Избавившись от Гагенбрехта, сэр Арчибальд хотел подняться в номер, но дежурный позвал его к телефону. Баронет сразу подумал о Рут. Наверное, жена хочет предупредить его, что не вернется к чаю. Но в трубке послышался голос Малькольма Райхоупа.
— Сэр Арчибальд?
— Да.
— Прошу вас, не называйте имен! Вы меня узнали?
— Разумеется.
— Вы, конечно, уже в курсе?
— Естественно.
— Это не я, сэр Арчибальд!
— А?
— Даю вам слово!
— Почему?
— Что почему?
— Почему вы звоните мне? Я не имею к этой истории никакого отношения и ничем не смогу вам помочь.
— Сможете!
— Но, послушайте, почему бы вам не обратиться к своему… шефу?
— Невозможно! Он мне не поверит!.. И это было бы для меня слишком опасно. Честное слово, только вы один можете вытащить меня из осиного гнезда, в которое я угодил!
— Ладно… Ну, так что вы хотели мне сказать?
— Мне надо поговорить с вами не по телефону.
— Где и когда?
— Сегодня, в девять вечера в Пратере, остановка Лилипутбан.
— А нельзя ли найти место чуть-чуть поближе?
— Боюсь, там нам помешала бы полиция.
— Хорошо, до вечера, но я приду только ради личной симпатии к вам.
Баронет повесил трубку. Звонок его очень удивил. Чего от него хочет Райхоуп? По правде говоря, сэра Арчибальда тронуло то, что загнанный беглец сразу подумал о нем. Неужели хоть один человек воспринимает его всерьез?
Рут уже ждала в номере. При виде мужа она немедленно распорядилась принести чай.
— Хорошо погуляли, Арчибальд?
— Пожалуй… а вы?
— Великолепно!
— Это заметно по вашим сияющим глазам, дорогая. Ну, так вы по-прежнему собираетесь в деревню пасти овечек?
— Более, чем когда бы то ни было!
— Счастье сделало вас жестокой…
— Простите, Арчибальд. Я вовсе не хотела причинить вам боль. Леди Элизабет еще не звонила?
— Звонила… бедная мама… По-моему, она в полной растерянности и тщетно ломает голову, пытаясь понять, что произошло. Как, впрочем, и я. Разумеется, я ни слова не сказал о вашей внезапной страсти к полевым работам. Поэтому мама считает это обычной размолвкой и думает, что мы вернемся в Лондон еще дружнее, чем прежде… Короче, бедняжка вообразила, будто я ищу у нее утешения, поссорившись с вами… По правде говоря, у меня не хватило мужества ее разубеждать. Успеется.
— Я вообще не понимаю, зачем вам понадобилось звонить леди Элизабет!
— Как я вам уже говорил, это старая привычка…
— Вот в том-то, я думаю, и кроется глубинная причина нашего отчуждения, Арчибальд. Вы так крепко связаны условностями и традициями, что в вашей жизни, право же, нет места посторонним.
— Думаете, я не способен измениться, дорогая?
— Это невозможно! Я вам уже говорила, Арчибальд, что успела неплохо вас изучить. Впрочем, тут нет никакой моей заслуги — вы прозрачны как стекло.
— Правда?
— Вы добрый и мягкий человек, но в глубине души — ужасный эгоист, убежденный, что никто не может интересоваться тем, что скучно ему самому, ненавидящий любые проявления вульгарности и всерьез верящий, будто английское дворянство — соль земли. Вы не желаете знать темных сторон жизни, более того, нарочно закрываете глаза, чтобы не создавать себе лишних забот. Физические усилия для вас существуют только на соревнованиях по крикету. Женщин вы считаете существами второго сорта. По- вашему, они должны лишь верно и преданно служить мужу. Во всяком случае, вы явно не тот человек, на которого может опереться особа, привыкшая с боем добывать кусок хлеба. О, я знаю, вы сейчас скажете, что теперь, став леди Лаудер, я избавилась от необходимости бороться за что бы то ни было. Так вот, представьте себе, я по-прежнему люблю все делать своими руками, добиваться от жизни именно того, что хочу от нее получить! А этого-то супруга сэра Арчибальда Лаудера и сноха леди Элизабет никак не может себе позволить, не нарушив кучу всяких условностей!
— Вы на редкость тонкий психолог, дорогая моя.
— О, вас так нетрудно понять, Арчибальд! Надеюсь, я не сказала ничего обидного?
— Рут… А ведь я у вас на глазах убил человека!
— Случайно, вы же сами сказали… Вы действовали рефлекторно, защищаясь. Нет, Арчибальд, вы прикончили венгра не за то, что он мне угрожал, а потому, что, разговаривая с вами по-хамски, он растоптал дорогие вашему сердцу традиции. Или я ошибаюсь?
— Возможно, да, возможно, нет… Вы, кажется, знаете меня лучше, чем я сам. Поэтому, вероятно, сумеете сами ответить на свой вопрос.
— Попросив вас вернуть мне свободу, я ответила на него заранее, Арчибальд.
В дверь постучали, и в комнату, толкая стол на колесиках, вошел официант. На столике стояли чашки, чайник, кувшин молока и блюдо шоколадных пирожных — гордости венских кондитеров. Если Рут почти ничего не ела, то баронет, напротив, закусывал с отменным аппетитом, так что приятно было смотреть. Глядя на него, Рут не могла удержаться от смеха.
— Возможно, вас и вправду огорчает, что из нашего брака ничего не вышло, Арчибальд, но, благодарение Богу, это нисколько не отражается на вашем здоровье!
Баронет отодвинул чашку и вытер губы.
— Меня всегда учили отличать духовные заботы от телесных.
— И вы прекрасно усвоили урок!
Почувствовав в голосе Рут нотку презрительного сочувствия, Лаудер смутился. И снова атмосферу
