считать его инвалидом. Ему нужно было жениться на ней, потому что он, возможно, будет не в состоянии сделать этого после, ему нужно было срочно написать завещание, на случай, если он умрет до того, как успеет произвести полные формальные изменения по перераспределению состояния, ему нужно было завещать ей претворить его намерения в жизнь, потому что он больше не был уверен, что успеет сделать это сам…
– Я сказал, что сам говорил с врачом, – громко повторил де Витт, словно она была глупая.
Ей был противен звук его голоса, напыщенный тон человека, сверх всякой меры уверенного в собственной значимости. Де Витт, убедилась она, мог быть редкостным хамом, когда считал, что дело сойдет ему с рук, и он, ясное дело, считал, что это ему сойдет, когда он разговаривает с ней.
– Я вас слышала, – бросила она. – Вы полагаете, будто я знала, что Артур умирает, и заставила его жениться на мне и написать новое завещание.
Он слегка сбавил обороты.
– Я ничего такого не имел в виду, но у меня возникала мысль, что вы могли… – он сделал паузу, затем вывернулся, – воспользоваться преимуществом.
– Я протестую, де Витт, – сказал Стерн. – Моя клиентка здесь не для того, чтоб ее оскорбляли.
– А я, надеюсь, и не оскорбил ее, советник. Я просто обращаю внимание на состояние рассудка моего покойного шурина. Позвольте мне внести ясность, что семья Баннермэнов не имеет дурных намерений по отношению вашей клиентке. – Почему, спросила она себя, никто из них не называет ее по имени? – Они просто озабочены судьбой Треста. И защищают свои права, нарушенные неожиданным капризом умирающего.
Стерн нажал плечами,
– Неожиданным, может быть. Капризом – мы отрицаем, и вы не сможете этого доказать.
– Капризом, мистер Стерн. – Де Витт паже не потрутся скрыть пренебрежение в голосе. – Вы знаете, что это не одно из обычных ваших дел. Мы обсуждаем не несколько несчастных сотен тысяч долларов, оставленных по завещанию какого-нибудь галантерейщика. – Его усики образовали узкую, прямую линию над тонкими губами. Он что, их красит? – подумала Алекса,– Мы говорим о состоянии Баннермэнов!
Стерн выпрямился. Глаза ею сверкнули.
– Не тычьте мне «галантерейщиком», де Витт! – рявкнул он, – Я знаю, на что вы намекаете, н не потерплю это от какого-то кабинетного юриста с Уолл-стрит, который не вел ни одного процесса уже не один десяток лет!
Де Витт надулся как рассерженный индюк.
– Я ни на что не намекаю, мистер Стерн. Я глубоко уважаю ваших коллег. Некоторые из наиболее ценных моих сотрудников…
– Замолчите! – голос Алексы прозвучал так громко, что удивил ее и оглушил Стерна и де Витта. – Вы оба! Я не заинтересована о деньгах.
Наступила тишина. Де Витт полузакрыл глаза, словно погрузившись к свои мудрые мысли, и разглаживал усики. Стерн бросил на нее сердитый предупреждающий взгляд.
– Ради Бога. Алекса, позвольте говорить мне, – взмолился он.
– Нет. Я вышла замуж за Артура не из-за денег. Я вышла за него, потому что он меня просил… потому что хотел этого. Семье Баннермэнов и мне придется сосуществовать друг с другом.
– Вот как? – Взгляд де Витта блуждал по кабинету, словно что-то ища, – задержался сначала на полуоткрытой двери в конференц-зал, затем вернулся, чтобы мрачно упереться в лицо Алексы, – Мистер Стерн имеет полное право защищать ваши интересы, молодая лепи. За это вы ему и платите. Но вам лично по средствам продолжать борьбу через суд? Не говоря уж о потере времени, о сложностях, об огласке.
– Это не ваше дело, – отрезал Стерн.
– Верно. Но я – разумный человек. Говоря прямо и без предубеждения, независимо от позиции, которая будет занята в будущем, семья тоже готова вести себя разумно. Судебный процесс как ведение военных действии – последний и самый дорогостоящий способ разрешать споры. Полюбовное соглашение всегда лучше, чем передача дела в руки судьи н присяжных, особенно когда затронуты семейные интересы. Я могу убедить их быть щедрыми, при определенных условиях. Очень щедрыми.
– Какие же это условия, мистер де Витт? – спросила она, упредив вмешательство Стерна.
– Так называемое новое завещание, конечно, должно быть снято с повестки… для начала.
Стерн снова бросил на нос предупреждающий взгляд.
– Не думаю, что моей клиентке следует это комментировать.
Де Витт громко откашлялся.
– Да, конечно» – сказал он, – Для этого существуем мы, юристы. Чтобы обсуждать различные щекотливые вопросы.
Апекса с трудом сдерживала нетерпение – и ярость. Ее раздражало, что ее называют то «молодой леди», то 'моей клиенткой'. Она не видела ясно своего будущего – возможно, ей придется завоевывать его шаг за шагом, но она не собиралась сдаваться без борьбы.
– Я здесь не для того, чтобы торговаться, мистер де Витт, – твердо сказала она, – я хочу встретиться с родными Артура. Поговорить с ними. Не через адвокатов. Липом к лицу. Рассказать нм, что было у Артура на уме.
Де Витт был ошеломлен.
– Это вне обсуждения.
Вынести этого она уже не могла. Встала, собрала свои вещи и повернулась к де Витту:
– Тогда нам больше не о чем говорить. В таком случае я обращаюсь к прессе.
К се удивлению, это сработало. Кадык де Внтта задергался. Она явно попала в точку. Семья Баннермэнов смертельно боялась огласки. Следует запомнить это на будущее. Она не могла не заметить, что и сам де Витт страшно испугался. Кого? Роберта? Старой миссис Баннермэн? Почему?
Глаза де Витта забегали.
– Вы ведь не сделаете того, правда? – голос его звучал полуприглушенно. – Шумиха в прессе? Что бы сказал Артур?
– Понятия не имею. Если они не проявят благоразумия, я собираюсь поведать свою историю миру – все, что мне известно.
Ей было нелегко повышать голос, особенно на человека, годящегося ей в отцы. Однако земля не разверзлась, дабы поглотить ее, на де Витта же ее вспышка произвела впечатление.
– Я подумаю. – неохотно сказал он. – Большего я обещать не могу. Это зависит не от меня.
– Я не собираюсь ждать долго, мистер де Витт. Мысль о пресс-конференции нравится мне не больше, вам, и я не хочу доводить дело до суда – если вы меня не принудите. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять обращаться с собой как с продажной девкой.
– Двадцать четыре часа, де Витт, – бросил Стерн. – После того я собираю документы, чтобы, представить полную и всестороннюю финансовую информацию для моей клиентки. И созываю пресс- конференцию, чтобы сообщить о ее замужестве с Баннермэном.
Де Внтт встал.
– Я сказал, что подумаю!
Стоя, отметила Алекса, де Внтт выглядел гораздо более впечатляюще. Над ней он возвышался как башня. Проводив ее к двери, он пожал ей руку.
– Благодарю, что зашли побеседовать, молодая леди.
Она посмотрела прямо ему в глаза – или настолько прямо, насколько могла, учитывая его преимущество в росте.
– Я устала от обращения «молодая леди», мистер де Витт. Предпочитаю, чтоб отныне меня называли «миссис Баннермэн», если вы не возражаете.
Он вспыхнул – от смущения или от ярости, трудно было определить.
Алекса услышала – или подумала, что услышала – знакомый звук. Она едва не обернулась в поисках Артура. Это был, несомненно, его смех – низкий, глубокий, отрывистый как отдаленный гром.
Решив, что ей померещилось, она вышла вместе со Стерном, оставив де Витта наедине с его проблемами, пока последнее слово было за ней.
