было хорошо видно, как все они завидовали птице.
В этот же день фрегат был настигнут жестоким штормом. Небо зловеще потемнело, ветер выл и свистел в снастях. Волны вздымались одна выше другой и поминутно с грохотом окатывали палубу корабля.
К вечеру шторм усилился и бушевал всю ночь. Сильным порывом ветра сломало грот-мачту. Она с треском обрушилась на палубу. Казалось, еще мгновенье — фрегат не выдержит и будет разбит в щепки.
Изыльметьев ни на минуту не покидал мостика, твердо отдавая приказания матросам, помогая им бороться с разыгравшейся стихией.
Наконец свет начал проникать сквозь густые тучи шторм пошел на убыль и вскоре совсем затих. Измученные матросы принялись исправлять повреждения.
Изыльметьев произвел необходимые исчисления. Фрегат был вблизи Камчатки.
Если не налетит новый шквал, что вполне вероятно в этих местах, то при попутном ветре в один-два дня можно будет достигнуть мыса Поворотного, а там уже близко и Авачинская бухта.
Изыльметьев, передав управление кораблем своему помощнику Якушеву, ушел в каюту, чтобы хоть немного отдохнуть.
Не успел он закрыть за собой дверь, как к нему постучался дежурный матрос.
— По правому борту замечена лодка с людьми! — сообщил он.
— Лодка? — Изыльметьев недоверчиво и даже с некоторой тревогой посмотрел на матроса. — В открытом океане?
— Лично видел. Лодка с людьми: не то два, не то три человека.
Изыльметьев вышел на палубу. Футах в трехстах от фрегата покачивалась на легких волнах небольшая рыбачья лодка. В ней сидели два человека, которые отчаянно размахивали руками. Вероятно, они еще и. кричали, но звуки не долетали до корабля. По всему было заметно, что люди в лодке сильно беспокоились, как бы фрегат не прошел мимо них.
Изыльметьев не раздумывал и полминуты. Воспитанный в строгих правилах морской чести, он не допускал и мысли, что в море можно было пройти мимо попавших в беду людей.
— Взять на борт! — приказал капитан.
Матросы с ловкостью, которую трудно было предположить в их измученных телах, принялись спускать на воду шлюпку. Фрегат развернулся и направился вслед за шлюпкой к неизвестной лодке.
Все здоровые матросы высыпали на палубу и сгрудились у правого борта.
— Видать, японцы, — сумрачно проговорил Травников. — Принесла нелегкая! Только лишние рты.
— Не по-нашему это, не по-русски! — оборвал его Чайкин. — Не годится человека в беде оставлять,
— А он бы тебе помог, японец? И глазом не моргнул!
— Как знать! — вмешался в разговор матрос Сизов. — И между ихними разные люди бывают.
Шлюпка с матросами приблизилась к лодке и, взяв ее на буксир, повернула обратно к фрегату.
Вскоре двое спасенных с помощью матросов поднялись на палубу. Один был по виду совсем старик, другой помоложе, но сильно заросший бородой.
Они еле держались на ногах, лица у них были измучены, глаза воспалены, одежда порвана.
— Спасибо, братцы! — с трудом проговорил старик, кланяясь во все стороны. — Спасли наши души… Мы и не чаяли выбраться, третьи сутки по океану носит. — Русские! Русские! — раздалось со всех сторон.
— Откуда, сердечные?
К спасенным подошел капитан Изыльметьев, поздоровался с ними и участливо спросил, с какого они корабля, давно ли потерпели крушение.
— Мы петропавловские, ваше благородие, рыбаки! — низко кланяясь, ответил старик. — На промысел выехали, да буря настигла.
— Давно из Петропавловска?
— Третьи сутки.
— К войне в Петропавловске готовятся? — спросил Изыльметьев.
— Известное дело, — ответил старик. — Батареи строят, всякие валы насыпают. Чиновников еще стрелять учат, охотники да камчадалы из тайги собираются.
— Это хорошо. Значит, враг врасплох не застанет?
— Не должно, ваше благородие… А вы, случайно, не в Петропавловск поспешаете? Судно-то — не фрегат «Аврора» будет?
— А ты, старик, откуда про «Аврору» знаешь?
— Как же, ваше благородие! Эту «Аврору» вот как ждут у нас! Только и разговоров!
Изыльметьев приказал матросам накормить рыбаков и устроить их на отдых.
Глава 2
В матросском кубрике спасенных Гордеева и Сергея Оболенского — это были они — угощали хлебосольно, будто и не ощущалось на фрегате недостатка в продовольствии. Повар принес две миски горохового супу, большую краюху хлеба и угощал спасенных с радушием гостеприимного хозяина:
— Нажимай, казенных харчей не жалей! Скоро дома будем, и нас чарочкой угостите.
Гордеев и Сергей не заставили долго себя упрашивать и пододвинули миски. Не совсем сытые, матросы отошли в сторону, чтобы не мешать людям хорошо покушать. Но как только «рыбаки» утолили голод, матросы придвинулись поближе и стали их расспрашивать о том, как живут в Петропавловске люди и что говорят о войне.
Гордеев отвечал обстоятельно, неторопливо.
Василий Чайкин, придвинувшись к старику вплотную, все спрашивал о родном доме, о своей жене, о мальчике. Ведь он не был дома около пяти лет!
— Мою жинку знаешь, поди? Хибарка-то ее возле базара стоит, у самой бухты…
— Как же, — улыбнулся Гордеев, — знаю! Чернобровая да ладная молодуха. Живет, здравствует!
— Ишь ты! — обрадовался Чайкин. — А сынишку не видал? Должно быть, вырос, пострел! Совсем махоньким оставил.
— Видел и сына. Бойкий парнишка! Тоже воевать собирается — батареи с солдатами строит.
— Скажи на милость! — Чайкин не без гордости поглядел на матросов.
— А ты что же, все по морям-океанам скитаешься? — спросил его Гордеев.
— Да, все в плавании.
— А сейчас из каких краев путь держите?
— Из порта Кальяо, из Южной Америки. Еле оттуда ноги унесли.
— Чего так?
— В плен взять хотели.
— Кто же?
— Известно кто — англицкий адмирал. Да наш-то лобастый (так матросы между собой называли Изыльметьева) поумней оказался: из-под самого носа фрегат увел.
— Стало быть, война уже началась? — спросил, в свою очередь, Сергей Оболенский.
— Должно быть, так. Взять в плен нас они хотели, это уж верно. Все загодя уготовили… Ловушку подстроили, чтобы нас в бухте захлопнуть, как мышь амбарную. Хитер враг, да и мы не лыком шиты — ушли. А уж теперь дома будем и с врагом повоюем. Тут уж без хитростей, кто кого одолеет.
Яков Травников с сожалением проговорил:
— Все бы хорошо, да жаль — нет с нами лейтенанта да Сунцова. Сгинут они в неволе! Хорошие
