– Я обещаю не поступать с тобой подло.
– Верю. Тем более, из года в год я, светлея мозгами, вычеркиваю из списка человеческих подлостей пункт за пунктом...
– И скоро подлецов не станет?
– Скоро мы будем пить бургундское в Париже... И у тебя будет платье, едва скрывающее трусики.
– Но сначала я рожу тебе девочку, можно? А себе мальчика.
– Договорились. Девочку, мне кажется, мы уже сделали. Давай приниматься за мальчика.
Лейла засмеялась, и я скрылся в ней.
Глава 6. Бараны, брынза, рис и горы. – Десять тонн золота? – Вождь, Гюль и конфуз. – Мавр сделал свое дело.
Со временем меня научили пасти баранов, с удовольствием есть брынзу и распаренный на воде рис.
Меня приучили смотреть на пустыню и горы без тоски. Меня приучили обходиться тем, что есть.
И приучался я к этому с превеликим удовольствием, потому что Лейла стала моим миром... Мне не хотелось голубого океана, хотя он был рядом, мне не хотелось фаршированных павлинов и модных туфель, мне хотелось смотреть на нее, смотреть и видеть, что она смотрит на меня с такой же любовью, что и я.
Я не вспоминал о своей работе. Я не вспоминал Удавкина. Я не вспоминал о Хароне. Потому, что их не было в реальной жизни. Они были у меня в подсознании.
Частенько думал о Наташе. Молился Богу и он обещал мне сберечь ее. И я доверил ему дочь. И приучился думать только о сегодняшнем дне, ну, еще и о Париже и о коротеньком, до трусиков, платье.
И еще я научился хранить и перепродавать опиум из Афганистана. Этим занимались все, так как существовать без этого было невозможно... Тем более что мы ждали ребенка.
Но на Париж это занятие не тянуло. Я имею в виду торговлю наркотиками. Можно было, конечно, заняться крупными партиями, но тогда пришлось бы перейти совсем на другую ступень наркоторговли, на ступень, на которой стояли хароны. А этого не хотели ни, я ни Лейла.
Но я не сомневался, что Париж у нас будет. Я верил, что Бог пошлет его нам.
Если он послал мне этот чудесный сон с Лейлой, с моей милой богиней, моей милой земной женщиной, нежность и любовь которой не знают границ, то что для него стоит выбить для своих, несомненно любимых, подопечных две путевки в солнечную Францию?
Но Он не послал нам путевок, путевок отпечатанных на мелованной бумаге, путевок, украшенных золотыми печатями, Он послал нам другое.
Однажды я пас десяток тощеньких своих баранов на водоразделе одного из отдаленных горных отрогов. И далеко внизу, в широкой плоскодонной долине, я увидел невысокую, но протяженную скалистую желто- белую гряду, напомнившую мне отпрепарированную зону окварцевания. Окварцованные породы намного крепче вмещающих их сланцев и потому выветриваются много хуже. И остаются торчать на поверхности земли в виде довольно высоких гривок или осыпавшихся стен. А заинтересовали они меня, потому что зоны окварцевания нередко содержат оруденение.
На следующий день, поручив своих тощих баранов доброму соседу Садихиену, я взял молоток, которым обычно подковывал ослов, и помчался к этой гряде.
И обнаружил, что она действительно сложена окварцованными породами, образовавшимися в боках крутопадающей сульфидной жилы. Практически вся жила была выпотрошена древними рудокопами, на предмет извлечения из нее меди и, вероятно, свинца. Что-то говорило мне, что она, возможно, также несла в себе и золото, но золото не крупное, а тонкодисперсное, такое тонкое, что его невозможно извлечь отмывкой передробленной породы.
К обеду я обстучал всю гривку. И нашел в окварцованных породах участок, насыщенный густой вкрапленностью халькопирита и в меньшей степени – арсенопирита.
Мне приходилось встречать в Средней Азии точно такие же породы. С точно такой же вкрапленностью арсенопирита и халькопирита. И в этих сульфидах содержалось золото до пятисот граммов на тонну руды. Но золота тонкодисперсного (крупинки его размером в микроны), которое можно извлекать лишь амальгамированием или цианированием с привлечением других высокотехнологичных процессов.
«Если я действительно нашел золоторудное месторождение, – думал я, перекуривая, – то придется ставить дорогостоящую фабрику. А такую фабрику можно ставить, если сырья хватит лет на десять- пятнадцать. То есть если руды будет столько, что все оборудование окупиться извлеченным из нее золотом. Так же как и рабочая сила. Можно, конечно, не ставить фабрику, а отмывать арсенопирит с халькопиритом на месте и везти так называемый коллективный сульфидный концентрат на ближайшую существующую фабрику. Но где взять воду, много воды для отмывки огромных масс передробленной и перетертой руды?»
Немного поразмыслив над всем этим, я пришел к мнению, что не стоит думать, что делать со шкурой верблюда, который мирно пасется за семью хребтами. Дело геолога-поисковика – искать и находить месторождения, а их разработка – это дело эксплуатационников. Мое дело найти, оконтурить, определить содержание золота и попутных компонентов. А остальное сделают местные богатеи и специалисты.
И я засучил рукава. Через два часа я знал, что площадь распространения вкрапленности арсенопирита и халькопирита составляет около трехсот квадратных метров (двести – двести десять метров в длину и десять – двенадцать метров в ширину. Усевшись на верхушке одного из холмиков гривки, я принялся считать, сколько можно получить за шкуру не пойманного верблюда.
«На глубину оруденелые породы наверняка прослеживаются не менее чем на сто метров, – думал я, унесясь взором к утонувшим в зное дальним хребтам. – По крайней мере, на известных мне месторождениях аналогичного типа глубина распространения оруденения равняется примерно двумстам метрам. Значит, объем рудного тела может составить около 30 000 кубических метров, а это не менее чем 100 000 тонн руды. Если золота в ней 10 граммов на тонну, как в большинстве рядовых месторождений, то бог послал мне 1 миллион граммов драгоценного металла. Или одну тонну. Если же золота в породе содержится, не десять, а 100 граммов на тонну, как в некоторых богатых месторождениях, то я имею под своими ногами десять
