— Ради бога, простите меня. Я, признаюсь, принял вас за… Тут, понимаете, Мурзин все меня заботой окружает…
Давайте знакомиться. Игорь Андреевич.
— Серафима Карловна. — Она протянула руку. — Обознались, выходит?
— Обознался.
— Это, может, и хорошо, — сказала она. — Если свои не признают, то уж другие-прочие — тем паче…
Да, для оперативной работы Ищенко подходила в самый раз. Обыкновенная гражданочка, каких много встретишь по стране — ив городе и в деревне…
Ждал такого бравого мужичка, а тут — тётечка… На секунду у меня промелькнула мысль: может быть, это финт Кукуева, замначальника следственного отдела прокуратуры края? Все-таки не какой-нибудь опытный мужчина, а всего-навсего женщина… Что ж, поживём — увидим.
— Садитесь, пожалуйста, Серафима Карповна, потолкуем. Без вас я как без рук. И уйма вопросов…
Она достала из хозяйственной сумки пачку «Беломора».
Закурила.
— Прежде всего, как устроились? — спросил я.
— Вы не беспокойтесь, Игорь Андреевич, у меня здесь родственники. Считайте, как у себя дома…
— Хорошо. Вы с самого начала принимали участие в предварительном следствии?
— От и до.
— И не удивляетесь, почему я снова взялся за него?
Она просто ответила:
— Начальству виднее. С горки, как говорится…
— Оно, конечно, так. Но ведь внизу, под горкой… коечто получше разглядеть можно.
— Можно. Но вот нужно ли, это не нашего ума дело.
— Вы так считаете?
— Конечно, мопнГбы покопаться основательнее. Проверочек провести побольше. А раз дело ясное, зачем тянуть?
Других дел много.
Я заметил, что говорит она не очень решительно. И оспаривать действия моего предшественника не берётся.
— Серафима Карповна, как получилось, что не допросили Марию Завражную? Ближайшая подруга умершей…
— Очень просто. Её тут не было во время следствия.
— Как это? Она ведь в тот день была с Залесской на работе.
— — Была. А через день в отпуск уходила. Супруг её, тракторист с Поволжья, из-под Оренбурга. Он приезжал ha посевную. Обженились, как говорится, в два счета. И выходит, повёз молодую жену родным показать.
— Но ведь можно было послать отдельное требование?
— Можно, — вздохнула Ищенко. — А потом дело прекратили…
— Ну что ж, вопрос ясен. Может, и правильно. Говорил я с Завражной, но без толку. Странный человек. Все время куда-то нос воротит. Молчит. Боится, что ли…
— Просто вы ничего не знаете о ней.
— А что такое?
— Глаза у неё одного нет. Искусственный.
— Вы с ней виделись?
— Нет. По разговорам.
Да, товарищ Чикуров, тебе следует поставить в случае с Завражной двойку за наблюдательность. Но я не сдавался:
— Мало ли люден с увечьями. Свыкаются. У нас в институте был один слепой студент. Общительный, весёлый человек. В красном уголке, в общежитии, первьяд приходил к телевизору. Не пропускал ни одного нашумевшего спектакля…
— У кого как. Маша была, как говорится, первой девкой на деревне. И пела, и плясала, парни хороводом под её окнами ходили. Не один синяк под глазом был из-за неё поставлен. А когда года два-три назад парнишечка за ней увивался, говорят, влюбилась девка по уши. На мотоцикле катал. И докатались, в овраг угодили. Ему ничего, а она глаза лишилась. Дело к свадьбе шло. Он, залётный, как она попала в больницу, лыжи навострил и был таков. Вышла Маша изуродованная, кавалеры подевались кто куда.
Конечно, девчат вокруг много и вс„ у них на месте. Надо же, угораздило лицо испортить. Пусть бы какая другая отметина, на руке там, на теле. А тут-самый главный вид.
Молодые, они прежде всего на парад смотрят. Душа, можно сказать, на самом последнем месте… Вот и получилось, что от вчерашней павы отвернулись. Мало кто выдержит такое. Ушла в себя. А с Залесской быстро сошлась. Но всетаки Мария вышла замуж. Залесская в этом сыграла не последнюю роль. И вдруг — совершить самоубийство. Думаю, очень на Машу подействовало.
— Подействовало, конечно. Я с вами согласен. Но наверное, семья лечит…
— Кого лечит, а кого калечит. Говорят, правда, мужик у Маши спокойный. В обиду не даёт. Она очень добрая на самом деле. Застенчивая.
— И все-таки мне нужно, чтобы Завражная была пооткровенней.
Серафима Карповна кивнула:
— Верно. Меж подругами редко бывают тайны.
— Что ж, попытаемся ещё раз. Теперь, Серафима Карповна, вот о чем. Об Ильине.
— Главный агроном?
— Он. Вы что-нибудь знаете о нем?
Ищенко достала новую папиросу.
— И тогда, с прежним следователем, разговор о нем заходил. Болтают по селу, что его с Залесской часто видели. Якобы даже в ресторане Североозерска.
— Ну и что?
— Так ведь как болтают: сам, мол, не видел, люди видели, мне сказывали. Как только начнёшь уточнять — следов нет. Все в кусты.
— Можно было спросить у работников ресторана.
— Можно, конечно. Следователь был у секретаря райкома, товарища Червонного. Ильиным интересовался. Червонный его хорошо характеризовал. И после этого — все.
Любые действия по отношению к главному агроному мы прекратили.
— И все-таки, Серафима Карповна, Ильиным мы займёмся.
— Это задание?
— Да. Первое. Второе-Станислав Коломойцев.
Ищенко усмехнулась:
— Знаменитая личность.
— Вот как?
— О-о! До сих пор помнят.
— Расскажите.
— Самородок. Художник. При Залесском ещё выставку в клубе организовали. В Барнаул хотели везти. Да это несчастье случилось. Залесский не успел, уехал. А гонору у парня теперь на весь век хватит…
— Я тоже это заметил. Так что постарайтесь выяснить, в каких он был взаимоотношениях с семьёй Залесских.
С Аней. — Серафима Карповна кивнула. — И ещё. В июне — июле здесь были приезжие. Механизаторы, студенты. Хорошо бы поработать и в этом направлении…
— Много народу побывало. Много.
— Знаю, Серафима Карповна, объём работы большой.
А с другой стороны — вдруг и обнаружим какую-нибудь сомнительную личность.
— Значит, не отрицаете убийство?
