Люк опять улыбнулся.
— Не смотрите с таким удивлением. Это мать научила меня. Она признает только марку «Квин Мэри».
Съев пару булочек, Мелани почувствовала, что сыта.
— Я тоже наелся, — пробормотал Люк.
Он взглянул на часы, и Мелани насторожилась: вот сейчас он объявит, что ему пора. Но вместо этого он сказал:
— Если вы не возражаете, поработаем еще пару часов.
— Я не могу вам это позволить, — возразила она, но он даже не стал ее слушать.
— Для меня это в охотку.
Он улыбался так тепло, что по коже у нее побежали мурашки.
Она быстро встала. Это глупо! Так нельзя! Да, он очень привлекательный, очень привлекательный мужчина, и он не скрывает, что находит ее тоже привлекательной, но это не означает, что…
Мелани наклонилась взять поднос, но замерла, почувствовав на запястье руку Люка. Она смущенно взглянула на него, а он поднес ее руку к губам и начал медленно облизывать ей пальцы. Живот ее напрягся, и внутренне она содрогнулась от изумления, а он тихо ворковал:
— Джем из черной смородины — мой любимый.
Он лизнул ее между пальцев, и она потрясенно смотрела на свою руку, ничего не соображая, хотя все же отметила про себя, что на пальцах у нее действительно был джем. Люк продолжал слизывать джем, а она полностью потеряла над собой контроль, увлеченная лишь собственными ощущениями.
Здравый смысл, осторожность и инстинкт самосохранения, которые она вырабатывала в себе всю жизнь, твердили ей одно: останови его, а то будет поздно, — но их голоса были слишком слабы, чтобы победить ее собственное желание.
Такой жгучей, непреодолимой и требовательной страсти, что невозможно устоять, она не испытывала никогда. Ощущение это было ошеломляющее, и она даже не замечала, что смотрит на Люка широко раскрытыми затуманенными глазами и что подняла руку, словно умоляя его положить конец этой сладкой пытке.
Дрожь волнами прокатывалась по ее телу, она дышала неровно, коротко и нервно втягивая воздух.
— Мелани…
Голос его вздрагивал, что-то в нем изменилось. Скулы четче проступили под кожей, щеки горели. Он даже и смотрел на нее по-другому. У него были такие глаза… Подобного блеска в мужских глазах видеть ей не приходилось. Ей даже почудились голодные, жадные всполохи в этом потемневшем взгляде.
Даже если бы она была в состоянии понять, что сейчас он ее поцелует, то вряд ли смогла бы его остановить. Она и сама не заметила, как оказалась настолько близко к нему, что чувствовала яростное биение своего пульса.
На сей раз не было долгого, томительного ожидания, не было медленного совращения ее губ. На сей раз поцелуй его был таким страстным, таким требовательным, что сердце у нее зашлось, а тело заныло.
Она содрогнулась, когда языком он раздвинул ее губы. В горле у него раздался победный звук, от которого по спине ее побежали колючие мурашки.
Люк не давал волю рукам, но его поцелуй сам по себе был настолько страстным, что ей казалось, будто он ласкает все ее тело. Грудь и живот ныли, она испытывала непреодолимое желание еще ближе прижаться к нему, слиться воедино с его плотью. Стать с ним единым целым.
Одной рукой с широко раскрытыми пальцами он поддерживал ее затылок, другой — поясницу, вдавливая ее в себя. Мелани обвила руками его шею, ощущая под пальцами крепкие мышцы.
Вдруг откуда-то издалека до нее донесся едва различимый назойливый звук, и, только когда Люк отпустил ее, она сообразила, что это телефон.
Мелани с трудом дошла до аппарата, чувствуя себя совсем разбитой.
Прохлада холла освежила ее, она сняла трубку и представилась. Однако голос звучал отрывисто и хрипло, она сама его не узнавала.
— Это опять Дейвид Хьюитсон. Помните? Мы разговаривали сегодня утром.
Дейвид Хьюитсон… Она не сразу вспомнила, кто это такой, а когда вспомнила, то разозлилась и немного испугалась.
— Извините, мистер Хьюитсон, — начала она решительно, — но я не понимаю, что вам нужно. Я не собираюсь ничего продавать. Я разговаривала с адвокатом, и он заверил меня, что мистер Барроус не оставил документов, подтверждающих, что он собирался продать дом и землю вам.
После короткой паузы Дейвид Хьюитсон сердито произнес:
— Я вам говорил, это была устная договоренность.
— Извините, ничем не могу помочь, — прервала его Мелани. Она еще не забыла ужасный упрек, брошенный им во время их первого телефонного разговора. Его слова, как осиное жало, остались в ней и болели. Да, конечно, в его словах не было и грамма истины, но она не могла отделаться от ощущения, что так думают и многие другие.
— Предупреждаю, — заявил он, не обращая внимания на ее возражения. — Мне нужна эта земля, и она будет моей. Я реалист, мисс Фоуден, и готов заплатить хорошую цену за то, что мне нужно. Но, как я вам уже говорил, я не позволю обвести себя вокруг пальца жадной сучке со смазливой рожей.
Потрясенная, Мелани положила трубку, не дослушав. Ей было так плохо, что она даже прислонилась к стене. В этом положении ее и застал Люк, выйдя из гостиной..
Видимо, он слышал, как я положила трубку, подумала она, заметив морщины у него на лбу.
— Что случилось? В чем дело? Что такое?
— Ничего… ничего, — солгала Мелани. — Я не так давно переболела гриппом, и у меня до сих пор временами бывают приступы слабости. Вот и все.
Она и сама не могла бы сказать, зачем врет, почему не скажет правду.
Может, она просто боится, что он, как и Дейвид Хьюитсон, сделает неправильные выводы? Но почему ее это страшит? Это глупо!
— Для того ты и купила дом? Чтобы отдохнуть и поправиться?
— Я… я его не покупала. Он достался мне в наследство, — с трудом пробормотала Мелани.
Она не могла смотреть ему в глаза, под ложечкой у нее сосало.
— В наследство? Но ведь ты же сама говорила, что у тебя никого нет…
Она прикусила нижнюю губу.
— Да, это правда.
— Понятно. Видимо, владелец дома был твоим близким другом? — Голос его зазвучал как холодная сталь.
Вполне оправданное допущение, да и поверить в него легче, чем в правду, заключающуюся в том, что она не имела ни малейшего представления о существовании Джона Барроуса, пока ее не вызвали в адвокатскую контору.
Она сама еще не свыклась с мыслью о наследстве и сама считала, что ей по ошибке отдали чужую собственность и Дейвид Хьюитсон предъявил ей вполне заслуженное обвинение. Вот почему она пробормотала срывающимся голосом:
— Да, другом.
Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Разделявшее их пространство пульсировало от напряжения.
— Еще светло, давайте начнем со спальни. — Голос его, прозвучавший спокойно, как бальзам, успокоил ее напряженные нервы.
Спальня… Он так резко сменил тему разговора, что Мелани с трудом поняла его. Она все еще не пришла в себя от страстного поцелуя и не могла думать о таких обыденных вещах, как обои в спальне. Но Люк, судя по всему, был намерен всерьез заняться ремонтом, и ей пришлось подняться вслед за ним в спальню, чтобы помочь. Спасибо уж и на том, что он больше не расспрашивает ее о наследстве.
Наблюдая за ним, Мелани поняла, как много он умеет. Движения его были экономными и рациональными, по крайней мере так ей показалось. Настоящий профессионал по сравнению с ней.
Он работал не покладая рук, почти не замечая ее присутствия, словно и не было между ними вспышки
