добрыми пожеланиями, когда ее положили в больницу. Для них мама умерла в тот день, когда она выпорхнула из родного гнезда вместе с Реджи. — Ром яростно комкала салфетку. — А Реджи… Думаешь, кто за ним ухаживал — укладывал его спать, когда он напивался до потери сознания; заставлял переодеваться, когда белье становилось неприлично грязным; кормил хотя бы раз в день? Ты думаешь, мы держали домработницу? На какие шиши? Боже, если мне удавалось набрать две-три драхмы, я чувствовала себя богачкой! Реджи пропивал все, что зарабатывал, а получал он немного: всего лишь марал безвкусные пейзажи для туристов. Он специально делал их пострашнее — и забавлялся, когда самые худшие продавались в первую очередь. — Она горестно вздохнула.
Кэмерон слушал, не перебивая поток ее слов, бережно придерживая ее щиколотку, словно она была из хрусталя.
— И это не наводит тебя на мысль? — тихо спросил он.
— На какую мысль? — спросила она, и тотчас догадки запрудили ее мозг. Ром представила себя ребенком, подражающим единственному человеку — своему отцу, который порою надолго забывал даже о ее существовании. Он писал, он пил, он ругался, он богохульничал, а она все это усваивала. Ей было не за что больше ухватиться, и она росла под его влиянием — озлобленный, молчаливый, худой и чумазый ребенок с сердитыми изумрудными глазами и лохматой шапкой светло-каштановых волос.
Мать — спокойная, милая, далекая — никогда не имела влияния на Ром; ее образ таял в тумане болезни и печали, отступал все дальше и дальше. С самого начала Ром привязалась к отцу, он был ее кумиром — здоровенный, рыжегривый, полугений, полуребенок, вечно своенравный и капризный. Вокруг него всегда вились женщины; натурщицы, клиентки — никто не мог устоять против его обаяния, даже тогда, когда Кэролин была для него единственной «принцессой голубых кровей». Некоторые женщины брались было для вида за воспитание Ром, но никто из них не задерживался в доме дольше полугода. Спасибо и на том, что почти каждой удавалось уговорить Реджи отослать дочку в школу-интернат. Но это случалось так нерегулярно, что догнать одноклассников и ликвидировать многочисленные пробелы было невозможно. Если бы не живопись, она бы пропала.
Все это она излила Кэмерону. Он слушал, не прерывая. Солнце уже почти зашло за гору, и на золотисто-зеленую траву стали наползать дымчатые тени. Ром неподвижно и бессмысленно смотрела на свои сжатые кулаки, мысли ее все еще были обращены в прошлое. Лишь когда ласковая, теплая рука Кэмерона участливо обняла ее за плечи, Ром подняла глаза и произнесла дрогнувшим голосом:
— У меня ощущение, будто я только что была в кино на дневном сеансе и вот снова вышла на свет. Меня всегда поражает, что все вне кинотеатра остается на своих местах. — Она немного неестественно засмеялась, но Кэмерон не обратил на это внимания. Теплый свет его глаз был для нее целительным бальзамом, залечивавшим раны прошлого.
— Некоторые от такой жизни стонут, другие лупят по боксерской груше, — тихо изрек он, — ты переживаешь это по-своему… в своем особом стиле, — добавил он с еле заметным лукавством.
— Но почему именно сейчас меня прорвало? Боже мой, уже много лет я считаю все это древностью. По-моему, все это время я держалась вполне молодцом. С такой-то ношей…
— Это должно было когда-нибудь излиться, — стал объяснять Кэмерон. — Вражда, злоба — как ни назови. Чего только не переживает малышка, если ее не принимают бабушка и дед, если она растет без матери, если отец не замечает ее в своих порочных увеселениях. Я, конечно, не психолог. Ром, но мне было совершенно очевидно, что в глубине твоего прелестного существа таится горькая обида. Джерри Локнер…
— Джерри! — усмехнулась она. — Уж не собираешься ли ты объяснить мне, что он тоже причастен к этой… этой…
— Ты серьезно полагаешь, что была влюблена в него? В человека на двадцать лет старше тебя? Тебе никогда не приходило в голову, что ты ищешь…
— Не смей так говорить. Тоже мне отец нашелся, — процедила она сквозь зубы.
— Хорошо, не буду. Но я уверен, что ты разглядела Локнера насквозь. Он женился на деньгах и вот уже долгие годы позволяет себе мелкие интрижки. Дорис и Алисия дружны много лет, и в их кругу ни для кого не секрет, как развлекается Джерри в ее отсутствие. Как только она появляется, он встает на задние лапки, а она всегда успевает прервать его развлечения, пока дела не зайдут слишком далеко.
В памяти Ром отозвались голосами обрывки фраз: «Его последняя…», «Кошечка опять сбежала…» Тогда она еще ничего не знала о Дорис и закрывала на это глаза.
— Кэмерон, я, право, не знаю, что я к нему чувствовала. Но ты должен мне поверить: я не знала, что он женат. Я узнала незадолго до приезда сюда.
— Опять же хитрость Дорис, — предположил он. — Предложила тебе заказ. Милая леди. Вот только на мужей ей чертовски не везет. Для него ты, уж поверь мне, не первая и не последняя. Муженек, сумевший взять в руки управление галереей… Кстати, у Мэдди есть свои догадки насчет того, почему Дорис взяла Джерри с собой в Париж. Видимо, терпение этой леди все-таки небезгранично.
Ром тяжело вздохнула. Ей казалось, что за полчаса она постарела лет на десять. Она поделилась с Кэмероном своими ощущениями, он усмехнулся и погладил ее ногу от щиколотки до колена.
— Да, от девяти до девятнадцати лет. Что ж, давай рассмотрим следующее десятилетие? Там как раз самое интересное.
Отрывисто засмеявшись, Ром сняла его ладонь с колена.
— Честно говоря, я не готова к еще одному экзамену у доктора Синклера.
— И это не зависит от темы экзамена? — полюбопытствовал Кэмерон.
Они сидели бок о бок, прислонившись к нагретому солнцем валуну. Ром хотелось показать, что близость Кэмерона ее не волнует, и она стала рассеянно щипать руками травянистую кочку. Воспоминания о далеком прошлом ушли на второй план, а недавние было чересчур больно обсуждать.
— Кэмерон, давай пока оставим эту тему, ладно? К тому же мальчики могут вернуться в любой момент. В них все горит, и через каждый час им хочется подкрепиться.
Он не ответил. Она обернулась, и это было ошибкой. Тотчас же его стройное и крепкое тело, облаченное в джинсовый костюм, предстало в ее сознании величественной фигурой, окутанной лишь лунным сиянием. Сейчас он только и ждал ее неуверенного ответа, чтобы приступить к делу.
— Ты мне задолжала сладкий утренний поцелуй, — проворковал он, мощным движением увлекая ее на землю. — Мальчики встали ни свет ни заря. Чуть только я добрался до своей постели, а они уже тут как тут.
Он прижал ее руки к земле и крепко держал за запястья. Она была беспомощна, он это знал, и это знание торжествующими бликами заиграло в темнеющих глазах.
— Превосходство в физической силе — это несправедливо.
— К счастью для нас обоих, меня это не смущает. — Он осторожно коснулся губами сначала одного, потом другого уголка ее рта, затем так же приветствовал каждое веко. Дальше быстрыми поцелуями покрыл виски и уши, легко дунул в одно ухо и деликатно взял зубами мочку. — К таким сладостям у меня всегда есть аппетит, — прошептал он.
Ром слегка дернулась под нахлынувшим потоком блаженства.
— Кэмерон, ну пожалуйста… ну… ты сводишь меня с ума!
— Замечательно. Это уже половина дела. — Он склонился к другому уху, прошептал нескромное предложение и просунул кончик языка в маленькое ушко.
— О, ради Бога! Я не могу… это слишком… — Она зашевелилась и, поняв, как он истолковал ее движения, беспомощно застонала:
— Нет, Кэмерон, нет. Не делай этого, прошу тебя. Подумай обо всех милых людях на той большой горе: они решат, что ты на меня набросился.
— Увы, мой ум может работать только в одном направлении, и сейчас он переполнен совсем другим. — Он склонился к ее вздымающейся груди и с ликующим ворчанием зарылся в легкие красно-золотистые покровы. — Лишь стоит мне вкусить прекрасной юной плоти…
— Э-ге-гей, дядя Кэм! — раздался издалека детский голос. Кэмерон досадливо крякнул, приподнялся на локте и посмотрел на бегущие к ним крохотные фигурки. — Дядя Кэм, у нас еще осталось что-нибудь поесть?
Дома их уже ждала Нора.
