— Ром, ваши вот-вот обещали приехать. Мисс Мэдлин пригласила их на ленч в клуб, и по дороге они остановятся здесь.
Ром бросила шляпку и блузу на кухонный стул, посмотрела, как Кэмерон и мальчики разгружают пикап, и рассеянно сказала себе под нос:
— Тогда я, пожалуй, пойду приму душ и надену что-нибудь поприличней.
Больше не нужно думать о разговоре с отцом наедине (про обещанный свадебный подарок Ром совершенно забыла). Благодаря Майе он примирился со своим прошлым. Остается лишь ей самой простить Уоллингфордов. И Ром вдруг осознала, что отвращение к этому клану, росшее долгие годы, исчезло словно по волшебству и сменилось миролюбивым чувством.
«И все благодаря доктору Синклеру, — думала она, подсушивая феном волосы после купания. — Возможно, теперь я даже осчастливлю своим согласием его окулиста. Только сама назначу время». Она оделась в белую юбку и коричневую хлопчатобумажную рубашку-сафари, распустила густые волосы по плечам и, уютно чувствуя себя в строгой одежде, погляделась в зеркало. Да, Кэмерон прав: все ее выкрутасы с расцветками — лишь следствие болезненной озлобленности на прошлое.
«А Реджи выглядит лучше, чем прежде», — подумала она, глядя, как отец и Майя выходят из машины. Ром провела их в пустую гостиную и незаметно вложила в ладонь Реджи чек. Приближалось время обеда, но ни Кэмерон, ни Мэдди не появлялись.
— Мне бы впору здорово обидеться на тебя, папа, — сказала Ром. — Ты не имел права ш… — ставлять мою работу без спросу. Поступи кто-нибудь так с тобой, ты б его убил.
— Мм… да, пожалуй. Но, Рамни, детка, давай о серьезном. Мы заскочили лишь на полчасика, и я хочу быть уверенным, что оставляю тебя здесь счастливой.
— Счастливой?! С каких это пор ты озаботился моим счастьем?
Реджи так наигранно насупился, что оба они рассмеялись.
— Конечно, как отец, я должен был кое о чем позаботиться заранее. Но ведь я дал тебе куда больше, чем просто сентиментальное сюсюканье, — талант, малышка, твой талант! Я могу тобой гордиться, Ром, правда.
Вошел Кэмерон, пахнущий шампунем и еще не совсем обсохший, и пригласил Майю и Реджи отобедать вместе. Но они наотрез отказались, пробыли всего полчаса и стали прощаться. Ром засмотрелась на Кэмерона — сейчас он показался ей особенно прекрасным. Ее взгляд скользил по безукоризненным линиям его тела, и она пропустила мимо ушей половину напыщенных прощаний отца.
За обедом Кэмерон напомнил ей: «В восемь часов». Она непонимающе воззрилась на него, в ответ он объявил, что опять договорился с другом-окулистом на следующее утро и на этот раз не даст ей сбежать. Она хотела согласиться, все-чувства искушали сказать «да» на любую его просьбу, но независимость так глубоко въелась в нее, что уже не раз заставляла поступать себе во вред.
— Спасибо. Скажи мне, как туда добраться, и я поеду.
— Я сам повезу тебя, — твердо сказал он. Никто не мешал Ром высказаться до конца:
Мэдди ушла позвонить сестре, и они остались вдвоем. Но слова не шли на ум. Она даже не знала, с чего начать, только знала, что у Кэмерона явное преимущество и она отвоюет его, лишь если проявит твердость сейчас.
— Или я поеду сама, или не поеду вовсе. Выбирай.
Противостояние продолжалось молча, они выжидающе смотрели друг на друга. Кофе остыл, в соседней комнате часы пробили девять. Первой заговорила Ром:
— Слушай, я сказала тебе, что поеду, значит, поеду. Но я в состоянии найти дорогу туда и обратно, и меня не надо водить за ручку.
Может, Кэмерон и хотел возразить, но его прервал мелодичный звонок в дверь. Норы не было, Мэдди говорила по телефону, поэтому Кэмерон пошел открывать, взглядом велев Ром подождать. Ром подперла ладонями подбородок и вздохнула. Слава Богу, что их прервали. Тем лучше. Не все же Кэмерону торжествовать. Ей бы только не поддаваться собственной предательской слабости, тогда она победит. Конечно, победив, она все потеряет, но тут уж ничего не поделаешь. Скоро она уедет отсюда, и тогда можно будет перебраться куда-нибудь, где ничто не напомнит ей о том, что нужно забыть. К тому же кому придет в голову поддерживать серьезные отношения под носом у трех племянников и невестки, не говоря об экономке и Фостере.
Ее мысли были прерваны звуком знакомого голоса. В столовую вошли Кэмерон и Реджи.
— Что случилось? — воскликнула Ром и вскочила отцу навстречу. — Папочка, ты попал в аварию? Нет?
— Разумеется, нет, дочка. — Он как-то неуверенно похлопал ее по плечу, его рыжевато-седая борода разошлась в широкой улыбке. — Все хорошо, но что, скажи на милость, делать с чеком на имя Реджинальда Синклера?
Глава 10
«Что за черт! Ну почему он опять оказался прав?» — негодовала Ром, садясь в машину. Через два дня ей предстоит надеть сильные очки в черной оправе, они не только сфокусируют ее зрение, но и разрушат привычное видение мира. Сейчас вон даже тонкая пыль на лобовом стекле видна.
— Удивительно, что вы так все запустили, — строго упрекнул ее врач. — Такой сильный астигматизм за одну ночь не наживают.
Она промолчала. Теперь, когда все выяснилось, она и сама удивлялась. Доктор Синклер непременно нашел бы этому объяснение. Вероятно, он бы сказал, что это еще одно из последствий плохого воспитания.
— Кэмерон, конечно же, заметил все симптомы, — продолжал врач, — ведь у его брата, Гаррисона, была та же болезнь. Он уж решил, что его песенка спета, когда меньше чем за год зрение упало, как обычно падает лет за пятнадцать.
После осмотра Ром сразу же отправилась домой: она договорилась с Майком на сеанс на природе, пока не очень жарко. Потом она планировала пару часов посвятить наброскам с Адама.
Каждый день, проведенный в имении, уменьшал ее шансы уехать отсюда невредимой. Невредимой! Если невредимый — это не хромой, окровавленный, изувеченный (ну только разве что не свихнувшийся), тогда все прекрасно. Последней каплей в чаше ее напряжения стало всепонимающее выражение на лице Кэмерона, когда он проводил Реджи. Сперва портреты, потом эта дурацкая ошибка на чеке. Можно было с таким же успехом взять афишу и намалевать крупными ярко-красными буквами: «Я ЛЮБЛЮ КЭМЕРОНА СИНКЛЕРА!»
Проводив Реджи, Кэмерон повернулся к ней с выражением, не поддающимся описанию. Ром только на мгновение задержала на нем взгляд и хотела выбежать из комнаты, пробормотав что-то насчет сильной головной боли.
— И я хочу три дня пролежать в постели, так что буду весьма признательна, если ты понизишь тон до тех пор, пока я больна.
Он спокойно отпустил ее, и она даже не знала, радоваться ей или обижаться.
За два последующих дня ей удалось сделать намного больше, чем она запланировала. Работа стала панацеей. Поскольку Кэмерон почти все время был занят перестройкой сломанного Баффи стойла, никто, кроме Норы, не упрекал ее за изнурительный труд.
Сосредоточиться было нелегко, но она стремилась точно передать характер мальчика. В лице Майка было еще много детского, но уже проступали черты взрослого человека. Ее задача состояла в том, чтобы выявить и передать эти черты, соединив образ ребенка с будущим образом мужчины.
Ей не терпелось приняться за портрет Адама. Его смуглое личико так напоминало Кэмерона, что порою Ром охватывал ужас. Даже собственный сын Кэмерона не будет так похож на него. А порою не знающее преград воображение рисовало перед ней лики мальчиков с его чертами и ее волосами, глазами, цветом кожи… или девочек с его прямым носом и ее подбородком, черноволосых и зеленоглазых или рыжеволосых и кареглазых. Господи, дай сил! Надо завершить портрет Майка — на этом конец!!! Но нельзя не писать третьего брата.
Отпустив мальчиков, Ром машинально отправилась к одному из своих излюбленных мест отдыха — на край луга, где начиналась лавровая роща. Когда-то она обнаружила неподалеку отсюда гнездящихся на стволе старого вяза певчих птичек. На полдороге она заслышала лошадиный храп,
