Хватит, хватит, говорила она себе, пытаясь сжать зубы, стиснуть челюсти. Но слова прорывались с силой, которой она не могла противиться, и она изрыгнула их:
— И я не мягкая, и мужчины хотят от меня убежать — слишком много острых углов, локти, колени, и я неблагодарная, и я пачкаю наши отношения разговорами о деньгах, и… и… — на миг остановилась и закончила на юмористической ноте: — И у меня слишком большая грудь.
Она, обессиленная, рухнула в кресло. Все было сказано.
Эрнест был поражен. Настала его очередь онеметь. Это же его слова. Откуда они взялись? Он посмотрел на Мерну, которая скорчилась в кресле, обхватив голову руками. Как ответить? У него кружилась голова. Он хотел созорничать, сказав «нет, у тебя не слишком большая грудь». Но, слава Богу, промолчал. Сейчас не время для шутливой болтовни. Он знал, что слова Мерны нужно воспринять с величайшим уважением и серьезностью. Он схватился за спасательный круг, всегда доступный терапевту даже в самом бурном море: можно прокомментировать процесс, заговорить об их отношениях, о последствиях слов пациента, а не об их содержании.
— Эти слова пропитаны сильным чувством, Мерна, — спокойно сказал он. — Как будто ты их носила в себе очень долго.
— Так и есть. — Мерна сделала пару глубоких вдохов. — У слов своя жизнь. Они хотели вырваться наружу.
— Ведро гнева на мою голову — может быть, и на твою тоже.
— И на мою? Я сержусь на вас и на себя? Да, возможно. Но уже меньше. Может, потому я сегодня и смогла все это сказать.
— Хорошо, что ты мне теперь больше доверяешь.
— На самом деле я хотела сегодня поговорить о другом.
— О чем? — Эрнест схватился за эту идею — что угодно, лишь бы сменить тему.
Пока Мерна переводила дух, он думал про ее невероятную интуицию, пугающий словесный взрыв. Удивительно, как она его раскусила! Откуда она знает? Только одно объяснение — бессознательная эмпатия. Точно как говорил доктор Вернер. Так значит, Вернер был прав все это время, подумал Эрнест. Почему я себе не позволил у него учиться? Какой же я кретин, идиот. Был. Как там Вернер сказал? Хулиганствующий дуэт Макса и Морица? Ну что ж, может быть, мне пора умерить свое юношеское стремление к ниспровержению старших. Не все, что они говорят — труха. Больше никогда не буду сомневаться в силе бессознательной эмпатии. Может быть, именно такой опыт заставил Фрейда воспринимать всерьез идею телепатии.
— О чем ты думаешь? — наконец спросил он.
— Мне так много надо сказать. Не знаю, с чего начать. Вот сон, который я видела прошлой ночью. — Она показала блокнот на пружинке. — Видите, я его записала — это первый раз.
— Ты и вправду стала серьезней относиться к нашей работе.
— Должна же я что-то получить за свои сто пятьдесят… ох! — Она прикрыла рот рукой. — Я не то хотела сказать, извините. Пожалуйста, нажмите кнопку «Удалить».
— Кнопка «Удалить» нажата. Ты сама себя остановила, и это замечательно. Может быть, ты просто растерялась от того, что я сказал тебе комплимент.
Мерна кивнула, но заторопилась прочитать сон из блокнота:
— С нимбом? — спросил Эрнест, когда она замолчала.
— Ну да, знаете — сияние вокруг головы, как у святых.
— А, да. Нимб. Так что же, Мерна, что ты скажешь про этот сон?
— Думаю, я знаю, что вы про него скажете.
— Давай остановимся на твоих чувствах. Попробуй свободные ассоциации. Что приходит тебе в голову сразу, как ты начинаешь думать про этот сон?
— Большая дыра на лице.
— И что с ней связано?
— Пещера, пропасть, адова, чернильная темнота. Еще?
— Продолжай.
— Гигантская, обширная, невероятная, чудовищная, Тартар.
— Тартар?
— Ну, знаете — ад, или пропасть под царством Аида, куда заточили титанов.
— А, да. Интересное слово. Хм… Но вернемся к твоему сну. Ты говоришь, что хотела что-то скрыть от доктора. Надо полагать, доктор — это я?
— Да, тут не поспоришь. Не хотела, чтобы вы видели огромную зияющую дыру, пустоту.
— А если бы ты открыла рот, я бы ее увидел. Поэтому ты следила за собой, за своими словами. Ты все еще видишь этот сон? Он свеж в памяти?
Она кивнула.
— Продолжай его смотреть. Какая часть сна теперь привлекает твое внимание?
— Миндалины — в них скопление энергии.
— Посмотри на них. Что ты видишь? Что приходит тебе в голову?
— Они горячие, обжигающие.
— Продолжай.
— Набухшие, лопающиеся, багровые, распухшие, багряные.
— Багряные? А до этого был Тартар. Откуда эти слова?
— Я заглядывала в словарь на неделе.
— Хм, я хочу узнать об этом побольше, но пока давай останемся в твоем сне. Эти миндалины: они видны, если открыть рот. Совсем как пустота. И они вот-вот прорвутся. Что же вырвется наружу?
— Гной, безобразие, что-то омерзительное, гадкое, отвратительное, мерзкое, низкое, чудовищное, зловонное…
— Опять словарь?
Мерна кивнула.
— Значит, во сне ты пришла к доктору — ко мне — и наша работа выводит на свет что-то такое, что ты хотела бы скрыть, или по крайней мере скрыть от меня — огромную пустоту, и миндалины, которые вот- вот прорвутся и выбросят наружу что-то гадкое. Почему-то эти обжигающе красные миндалины напоминают мне о тех словах, которые вырвались у тебя несколько минут назад.
Она опять кивнула.
— Я очень тронут, что ты принесла этот сон, — сказал Эрнест. — Это знак твоей веры в меня и в то, что мы делаем вместе. Это хорошая работа, отличная.
Он помолчал.
— Может, теперь поговорим про словарь?
Мерна рассказала о том, как погибла в огне ее поэтическая карьера времен детства, и о том, что ей все больше хочется писать стихи.
— Когда я записывала свой сон, я знала, что вы спросите про дыру и миндалины, поэтому поискала в словаре интересные слова.
— Похоже, ты чего-то от меня хотела.
— Наверное, хотела вызвать интерес. Мне надоело быть скучной.
— Это твои слова, а не мои. Я ничего такого не говорил.
— Все равно, я уверена, что вы так обо мне думаете.
— Я к этому вернусь, но давай сначала рассмотрим еще одну подробность — нимб вокруг головы доктора.
