воздуху чудовищ, которые вступили в битву с гулями. И потом (совершенно непонятная фраза!) Жуй Дэмин ' отворил яшмовый поток своего сердца, отчего гули стали испаряться, вспыхивая вспышками ослепительного света. Всего за несколько мгновений поле, заполненное воинами, которых невозможно было убить, опустело, и на нем остались только груды оружия, сильно оплавленного, будто побывавшего в печи'.
Господин Ито вернулся к этому отрывку и перечел его еще раз. Что бы это значило? Вряд ли придворный маг смог в буквальном смысле отворить кровь своего сердца и остаться в живых (что следовало из его дальнейшего жизнеописания). Ну почему древние хронисты предпочитали писать столь напыщенно и туманно!
Господин Ито обессиленно потер воспаленные глаза и вернулся к чтению. Его все больше интересовала дальнейшая судьба мага. ' Куда потом исчез свиток с сочинениями?'
Император Камму плохо отплатил великому магу за избавление мира от столь страшной опасности. Через несколько лет великого мага по нелепому наговору о связи с женщиной из Шафранового Чертога подвергли самой ужасной из древних казней, – 'одеванию в шафрановые одежды'. Насколько помнил господин Ито, эта казнь заключалась в том, что с приговоренного заживо снимали кожу, а затем открытые раны натирали желтым перцем, причинявшим ни с чем не сравнимые мучения, в результате которых казнимый сам сдирал с костей собственную плоть, силясь освободиться от боли. За последние сто лет казнь эта не применялась (быть может, в отсутствие для нее повода), и господину Ито она казалась чем-то из области мифологического. Однако, если принимать все найденное им за правду, следовало сделать вывод, что Жуй Дэмин все же умер под пытками, вне зависимости от того, был он виновен в предъявленных ему кощунственных обвинениях или нет. Разъяренный император приказал спалить возведенную магом башню, которую сам же и повелел ему возвести для наблюдения за звездами. Правда, сообщал летописец, вокруг смерти Жуй Дэмина еще долго ходило множество разных слухов, в том числе о том, что он выжил, и бежал в Ургах, где далее след его затерялся. Погиб ли бесценный свиток в огне или все же Жуй Дэмину каким-то немыслимым чудом удалось спастись – и спасти его? Может ли он находиться в Ургахе?
Это единственное давало бы некоторую надежду… Юэ! Господина Ито озарило. Отложив все дела, он достал чистый лист и сел писать письмо сыну.
Ы-ни стояла чуть позади трона императора и смотрела как, согласно дворцовому этикету, за четыре шага опустившись на колени, ползет по Тронному залу господин Той.
Ей было страшно. Сказать по правде, она совсем не ожидала здесь оказаться. Однако три дня назад император посетил с визитом свою возлюбленную матушку, которая, выразив сожаление о не проходящей скорби своего сына по ' потерянной возлюбленной', предположила, что, возможно, общение (о, всего только общение!) с другой женщиной, столь же умной и прекрасной, может облегчить ему боль утраты. Императрица, конечно, имела в виду И-Лэнь, свою Первую фрейлину, – с некоторых пор она почему-то принимала в ней большое участие. Однако император только равнодушно пожал плечами:
– Почему бы не попытаться? Если она мне надоест, я всегда смогу вернуть ее.
Императрица уже раскрыла рот, чтобы назвать, по ее мнению, подходящую кандидатку, как вдруг император резко отвернулся от нее, вытянул руку и ткнул в Ы-ни, по обычаю скромно сидевшую на пятках с самого края ряда из фрейлин.
– Подойдет, скажем…вот эта. Мне все равно, но я хочу выбирать сам. Не сомневаясь, впрочем, матушка, что тобой руководят только самые нежные материнские чувства.
Ы-ни была готова поклясться, что Шуань-Ю ехидно улыбается. Лицо императрицы-матери досадливо сморщилось, но тут старая интриганка попалась в собственную ловушку и возразить не могла. Онемевшая, растерянная, Ы-ни теперь понятия не имела, как себя повести. Поблагодарить? Поклониться?
Она ограничилась низким придворным поклоном. И вот уже третий день всюду таскается за императором, который даже еще ни разу не обратился к ней! Но и не отослал.
' Тебе стоит всего лишь захотеть…' – сказал тогда Гань Хэ, ее муж. Как ему это удалось? Выбор императора (Ы-ни не сомневалась) был совершенно случайным. И тем не менее… Может быть, он владеет особым видом магии, которая позволяет желаниям исполняться? Надо будет спросить у него…
– Что у тебя? – холодно спросил император у господина Тоя.
Ы-ни показалось, что в ее любовнике что-то неуловимо и бесповоротно изменилось. Их связь оборвалась необъяснимо и внезапно, и Ы-ни даже какое-то время чувствовала, что ей его не хватает. Что и говорить, господин Той был умным мужчиной и был без памяти влюблен в нее. Сейчас же он смотрел словно бы сквозь нее и его лицо, его тело было абсолютно бесстрастным. Странно, раньше она всегда видела эти мелкие знаки, которые много говорят понимающему глазу, невзирая на то, что мужчины обычно хотят скрыть. Но теперь… теперь она не сомневалась в том, что господин Той внезапно и необъяснимо охладел к ней. Почему? Ы-ни поджала губки. Она не привыкла терять поклонников, тем более таких важных людей.
Интересно, а если она пожелает сделаться императрицей, исполнит ли ее муж это маленькое женское желание, учитывая, что сам он, – увы! – не в состоянии оценить женскую прелесть? Ы-ни чуть не хихикнула, краем уха слушая пространную речь господина Тоя о положении дел в провинциях. Из всех новостей только одна заинтересовала ее: в провинции Нижний Утун хозяйничает хорошо организованная банда разбойников. Стоит сообщить отцу, что дела его провинции обсуждались на приеме у императора.
Император отпустил господина Тоя, не дослушав, затем пожелал остаться один, отпустив свиту. И ее.
Ы-ни, немного поразмышляв, стоит ли ей навестить мать или нет, отправилась все же домой. От утреннего приема почему-то остался саднящий, неприятный осадок. Господин Той казался ей совсем другим человеком, – не живым, теплым, умеющим сочно смеяться и, – о, как целовать! Стоящий перед ней сегодня человек казался неспособным на это, как могильный камень. Быть может, у него случилось горе? Ы-ни слышала душераздирающую историю о том, что обе жены господина Тоя совсем недавно умерли одна за другой, а племянница, Первая фрейлина, вместо того, чтобы поддержать дядю в горе, покинула его дом, будучи призвана неотлучно находиться при императрице. По всему двору шептались о странном капризе императрицы-матери, которая теперь не желала видеть в своих покоях никого, кроме И-Лэнь. Что за странные дела объединяют их?
Дорога до дома была длинной и скучной. В столицу пришла первая жара, мгновенно пропитавшая город запахом пыли и гнилья, которые невозможно было заглушить, даже насквозь пропитывая ткань носилок благовониями.
Судья, против обыкновения, был дома. Последнее время это случалось нечасто, – или, наоборот, к нему домой приходили разные странные люди, видеться с которыми ей не позволялось. Гань Хэ проводил с ними время до глубокой ночи, а Ы-ни тщетно вслушивалась в темноту, силясь уловить обрывки разговоров. По всему выходило, что ее муж что-то замышляет, и намерен держать ее в неведении. Это раздражало. Поэтому Ы-ни решилась сама навестить его на его половине, предварительно благоразумно предупредив.
Иногда ее жизнь ей самой казалась очень, очень странной. Как будто неживой, думала Ы-ни, с должным изяществом следуя в кабинет мужа. Слуги в их доме были молчаливы, скрытны и тихи. Приставленная к ней служанка всегда смотрела как-то не покорно, а жадно, вселяя смутное беспокойство. Госпожу У-цы ее муж решительно не привечал, и Ы-ни чувствовала себя иногда так, будто находится одна в этом огромном доме, заполненном свистящими шорохами, словно змеиное гнездо.
От этого сравнения ее передернуло, и она решительней нацепила на лицо улыбку, встречая холодный изучающий взгляд Гань Хэ.
Ы-ни решила сразу перейти в наступление, чтоы разрешить мучивший ее вопрос.
– Как вам это удалось? – спросила она с порога.
К ее удивлению, Гань Хэ не стал увиливать от товета, а улыбнулся своей странной улыбкой.
– Моя дорогая жена, я не бросаю слов на ветер. Высказанное тобой желание мне удалось исполнить. Каким же образом, может показаться слишком неинтересным.
– Но я хочу знать! – настаивала Ы-ни.
В глазах Гань Хэ промелькнуло что-то, похожее на беспокойство.
