Резолюция Первого Министра: утверждаю.
Илуге долго молчал. Не то чтобы услышанное стало для него новостью. От вождя ичелугов Илуге и без того знал достаточно. Просто перед глазами снова встало разрушенное становище, мечущиеся в едком дыму окровавленные люди, умирающая женщина, которую он много лет считал матерью и поклялся отомстить за нее. Теперь он намного лучше знал, что такое война. Возможно, в одной из разрушенных, сожженных дотла куаньлинских деревень тоже остался такой мечтающий о мести мальчик. И теперь, через эти пятнадцать зим, пройдя до самых стен Чод, разрушив Шамдо и убив куда больше людей, нежели все племя лханнов, вместе взятое, Илуге чувствовал, что его цель не стала ближе. Что она отодвигается, – снова и снова, будто он пытается догнать горизонт. Ли Чи – счастливец, хоть он и не подозревает об этом: боги дали ему возможности выбора, возможность мести и возможность остаться в живых. Последнее – может быть, как раз потому, что путь мести самого Илуге оказался куда более запутанным. И оттого, что узнал Ли Чи, проще ничуть не стало. Те, кто подписал эту бумагу, давно мертвы. Под документом стоит подпись даже не Эн Вэя, а его предшественника, человека, Илуге вовсе незнакомого. А Илуге так хотелось бы, чтобы его враг, которого он ненавидел все эти годы, обрел, наконец, конкретные черты.
Уже не в первый раз это происходит. Когда-то, ослепленный обидой и свежей памятью о рабском ошейнике, Илуге уже готов был решить все одним ударом. Но нить его судьбы вдруг увела его совсем в другую сторону – чтобы, как оказалось, привести к совсем иной правде… И все же… что-то в этом узоре до сих пор казалось неоконченным, незавершенным.
– Это все? – коротко спросил он.
Ли Чи, ожидавший гнева угэрчи после столь унизительных высказываний, изложенных в докладе, незаметно перевел дух.
– Есть еще одна, совсе небольшая записка, – заторопился он, – В ней нет прямого упоминания о связи с изложенным делом, но мне кажется, она много говорит о причинах произошедшего. Вот ее текст:
Год 1359 от начала правления императора Кайгэ, третий день месяца Сливы
Донесение начальника караула наместнику провинции Западный Гхор
Выражая нижайшее почтение Хранителю Шафрановой печати, докладываю: сегодня при осмотре каравана, прибывшего через перевал с запада, был схвачен подозрительный человек. При нем обнаружено 5 камней величиною с орех, именуемых опалами. На вопрос об их происхождении человек отвечал, что такие камни добывают в горах северные варвары из горного племени лханнов, и меняют их ургашским торговцам на зерно, виноград и фиги. Обмен держится в большой тайне, так как подобная торговля для Ургаха безмерно выгодна. Человек же этот после примененных к нему мер убеждения весьма покладист и утверждает, что знает, где именно лханны прячут свои сокровища. Прошу Вас распорядиться насчет него и конфискованных у него ценностей.
Резолюция начальника провинции Западный Гхор: освободить и доставить для допроса.
– Значит, причиной всему этому, по-твоему, обычная корысть? – Илуге неторопливо вытащил меч. Полюбовался замешательством, мелькнувшем в глазах куаньлина, и повернул к свету рукоять с радужным камнем, – Вот эти камни стоят у куаньлинов так дорого, чтобы за них убивать?
– Как оказалось, дороже чести, мой господин, – с горькой усмешкой заверил Ли Чи, – Упоминание о них в связи с последующими событиями заставило меня провести небольшое расследование. Я справился, доставлены ли камни, переданные вместе с пленными, в сокровищницу Чод или отправлены в столицу. Так вот, как оказалось, именно с этими камнями и связано назвачение господина Эн Вэя наместником. Просто в ту же ночь, как камни были переданы в сокровищницу, господин наместник совершил неслыханную вещь, – бежал с ними, предав доверие императора, оказанную ему честь, предав свою должность, будто не чиновник высокого ранга, а раб, укравший чашку сырого риса! Посланный вдогонку за ним отряд растворился безо всякого следа, удалось отыскать только одну насмерть перепуганную лощадь, которая с тех пор была совершенно непригодна для ходьбы под седлом. И тогда из столицы империя прислала нового наместника. Эн Вэй, в отличие от своего предшественника, куда больше драгоценностей любил публичные казни…, – глаза Ли Чи затуманились, на скуле заиграл желвак.
– А что случилось с пленными? – мрачно спросил Илуге.
– Об этом нет никаких упоминаний, – ответил Ли Чи, – Что само по себе странно, так как, даже если об их… умерщвлении… был бы отдан приказ, он должен быть соотвествующим образом отражен в архивах. Не говоря уже о том, что, если пленники оставились в живых, их не могли просто выпустить. Есть упоминания, что какое-то время они содержались в общем пыточном зале – из-за его просторности. Однако после бегства наместника они тоже словно растворились. Возможно, все бумаги, относящиеся к их судьбе, он уничтожил или забрал с собой.
– То есть… кто-то из них может быть жив? – осторожно спросил Илуге. Пусть он сам не лханн, но зато как обрадуется Янира, если удастся отыскать хоть кого-то из ее родного племени!
– Я… не думаю, – с усилием произнес Ли Чи, – История империи обычно не зря молчит о пропавших…
Отпустив Ли Чи, Илуге сразу же заснул мертвым сном. Проснувшись наутро он, как это ни странно, чувствовал себя так, словно с его плеч свалился тяжелый груз. Несмотря на то, что история его мести получилась какой-то скомканной, совсем не похожей на те, что распевают за чаркой архи сказители. Но он хотя бы нашел доказательства того, что этот замысел осуществлен куаньлинами. И он, Илуге уже заставил их (пусть пока не тех самых!) заплатить за это. Придет время – он доберется и до их столицы, и вырвет сердце из груди человека, написавшего ' Утверждаю'. Однако, как бы ни было для него важно прошлое, сейчас следовало подумать о настоящем. И будущем. Илуге вызвал Джурджагана. Тот пришел, разводя руками, с Ли Чи по пятам.
– Угэрчи, на площади перед дворцом собралась толпа. По их словам, – Джурджаган неприветливо кивнул на Ли Чи, – это люди, чьи тяжбы разбирает наместник.
– Это так, – невозмутимо закивал Ли Чи, – Наместник одновременно отправляет правосудие в той провинции, куда назначен. Мой господин, некоторые из них ехали по многу дней и долго ждали, чтобы их дело было рассмотрено… Прикажете убрать их от ворот?
Илуге тяжело вздохнул… и приказал пропустить просителей, предварительно осмотрев.
Помощь Ли Чи в этом деле оказалась неоценимой. Выслушивая многословные жалобы, Илуге с трудом продирался сквозь потоки слов к сути, требуя от Ли Чи уточнений совета, как следует поступить, а также объяснить, почему следует принять такое решение. Из-за этого даже когда солнце покатилось к закату, ему удалось принять только семерых просителей, а он уже чувствовал себя так, словно с утра объезжал одичавших жеребцов.
Он уже приказал дать пятьдесят плетей кожевнику, продавшему истцу бракованные кожи, отрубить правую руку вору, пойманному на рынке, и казнить нерадивого чиновника, уличенного в растрате. Восьмое разбирательство вызвало у него свербящую головную боль. Двое купцов прошлой весной снарядили в Ургах караван. Караван не дошел, – сняло неожиданной поздней лавиной, и купцы оказались в убытке. При этом один из них вложил две трети, а второй, – одну треть, поддавшись на уговоры первого. Да при этом один из них, – тот, что поддался на уговоры, – собирался жениться на дочери первого, и уже взял за ней богатое приданое, которое потратил. Однако, усомнившись в прозорливости будущего тестя, второй купец расторг помолвку, и решил отныне вести дела порознь…
Илуге хотелось приказать всыпать плетей обоим, – до того оба довели его своей многословностью, своей велеречивостью, бесконечными доказательствами своей правоты и бессовестным очернением друг друга. Как кто-то из них вообще надеяться на то, что они после такого породнятся, было для Илуге совершенно непонятно. Наконец, Ли Чи предложил ему решение: с купца помоложе взыскать половину от суммы приданого, и помолвку считать расторгнутой. Илуге, с трудом сдерживаясь, согласился с ним. Купцы, оба разочарованные, удалились, горестно стеная.
– Много еще?, – как можно безразличнее спросил он, кося глазами в сторону свитка, который один из чиновников с непонятным званием ' хранитель печати' держал в руках: Илуге уже понял, что странные, похожие на птички значки на куаньлинских свитках могут означать самые разные вещи. Надо будет поскорее обучиться этому диковинному способу передавать то, что не может удержать память, передавая на дальние
