сестру из комнаты.
Когда за ними закрылась дверь, Руфь вздохнула:
— Боюсь, она становится сущим наказанием. Временами память совсем изменяет ей. Иногда она может без запинки перечислить все наши дни рождения. И при этом, как ни странно, часто не понимает, с кем разговаривает.
— Что поделаешь, в старости такое бывает.
— Хотелось бы этого избежать. Говорят же: «Кого Бог любит, того берет к себе молодым». Иногда мне кажется, так оно и есть.
Я сразу подумала о Габриэле. Любил ли его Бог? Не думаю.
— Прошу вас, не будем говорить о смерти, — взмолилась я.
— Простите! Как это глупо с моей стороны. Скоро принесут чай. Вы, наверное, с удовольствием выпьете?
— Да, меня это освежит.
Руфь подошла к вазе и поменяла местами несколько роз.
— Они напоминают мне… — начала было я, и она вопросительно взглянула на меня, так что пришлось договорить: — Напоминают те розы, которые вы поставили к нам в комнату, когда мы приехали.
— А… Простите. Я не подумала.
Я догадалась, что она имеет в виду: в будущем следует быть осмотрительнее. Ведь случилась трагедия, и нужно вести себя тактично, чтобы не напомнить о ней. Вошла горничная с чаем и сделала книксен.
— Добрый день, Мэри Джейн, — поприветствовала я ее.
Мэри Джейн поставила поднос на стол у окна.
— Мэри Джейн будет вашей горничной, — сказала Руфь. — Она будет приходить на ваш звонок.
Я обрадовалась. Мэри Джейн была довольно высокой молодой женщиной с деревенским, здорового цвета лицом. Я была уверена, что она честная и добросовестная. Заметив, что я ей рада, она тоже весело улыбнулась мне, и я подумала, что в доме у меня появился друг.
Руфь подошла к столу:
— Она принесла две чашки. Можно к вам присоединиться ?
— О, пожалуйста!
— Тогда садитесь, я вам налью.
Я села на стул у кровати. Мне не хотелось оказаться у окна. У меня не выходило из головы, что, когда произошло несчастье, из этого окна, случись кому-нибудь выглянуть из него, можно было увидеть, как падал Габриэль.
Руфь вручила мне чашку, потом принесла и подставила мне под ноги скамеечку.
— Будем за вами присматривать, — сказала она.
А я отметила, какие холодные были у нее при этом глаза, и все ее дружелюбие казалось наигранным.
Ну вот, подумала я. Стоит мне попасть в этом дом, и у меня возникают всякие фантазии! «Присматривать» — это слово можно толковать по-разному.
Руфь села за стол у окна. И начала рассказывать о том, что произошло за время моего отсутствия. Сэр Мэтью оправился от приступа, но перенесет ли следующий? Он уже очень стар, Деверела Смита это очень беспокоит.
— На прошлой неделе, — продолжала Руфь, — доктор провел у нас всю ночь. Он такой добросовестный. Отдает всего себя своим больным. Ночевать у нас не было никакой нужды. Мы могли бы послать за ним. Но он настоял.
— Некоторые врачи очень благородны, — отозвалась я.
— Бедный Деверел. Думаю, дома ему живется не слишком сладко.
— Вот как? Я ничего не знаю о его семье.
— Дамарис — его единственная дочь. А жить с миссис Смит, вероятно, очень тяжело. Ее считают больной. А я назвала бы ее ипохондриком. По-моему, она погружается в болезнь, чтобы привлечь к себе внимание.
— Она совсем не выходит?
— Редко. Считается, что она тяжело больна. Мне кажется, доктор потому и ушел с головой в лечение своих пациентов, что у него дома невыносимая обстановка. Конечно, он души не чает в Дамарис.
— Еще бы! Редкая красавица! А ее мать тоже хороша собой?
— Сходство есть, но Мьюриэл никогда не была и вполовину так хороша, как дочь.
— Даже и тогда она, наверное, была неотразима.
— Да, конечно. Мне очень жаль Дамарис. Я собиралась устроить для нее и Люка бал. Но разумеется, сейчас, когда у нас траур, об этом и речи быть не может… по крайней мере в этом году.
— Ей повезло, что у нее такой хороший друг, как вы.
— Это нам повезло, что у нас такой хороший доктор. Выпьете еще чашечку?
— Нет, благодарю. Этого достаточно.
— Наверное, вы хотите распаковать вещи? Разрешите прислать вам на помощь Мэри Джейн?
Я заколебалась. Но потом согласилась. Руфь ушла, и вскоре появилась Мэри Джейн, а с ней еще одна горничная, которая унесла поднос.
Я наблюдала, как Мэри Джейн, встав на колени возле моего чемодана, достает оттуда платья.
— Скоро мне придется покупать себе новые, — сказала я. — Эти мне уже не подойдут.
— Да, мадам, — улыбнулась Мэри Джейн.
Она была примерно моего роста, и мне пришло в голову, что, может быть, когда платья перестанут на мне сходиться, я отдам их ей, если они ей нравятся.
— Вы чему-то радуетесь, Мэри Джейи?
— Но ведь такие новости! Я правда рада, что вы вернулись.
Она, несомненно, говорила искренне, и я почувствовала себя гораздо лучше.
Дом опять начал как-то странно действовать на меня. Я находилась здесь не больше часа, а уже искала друзей… и врагов.
— Еще долго ждать, — посетовала я.
— Да, мадам. Моя сестра тоже в положении. У нее роды будут через пять месяцев. Мы, конечно, надеемся, что родится мальчик, хотя, если будет девочка, тоже плакать не станем.
— Значит, у вас есть сестра, Мэри Джейн?
— О да, мадам. Муж Этти работает в «Келли Грейндж». У них там хорошенький домик возле ворот. И дрова бесплатные. Это у нее будет первенец, мадам… Я навещаю ее, как только выдается минутка.
— Я думаю! Ну, будете рассказывать мне, как у нее дела. Выходит, Мэри Джейн, у нас с вами найдется о чем поговорить.
Она улыбнулась:
— Было время, Этти ужасно боялась. Все таки первый ребенок, не шутка. Они оба боялись, Джимми тоже. Сначала она выдумала, что умрет, потом — что младенец родится уродом. Да уж, наша Этти прямо вся тряслась от мысли, что, когда ребенок родится, чего-нибудь у него будет не хватать. Но Джим попросил доктора, и тот ее вразумил. Он очень хорошо к ней относится. Такого, как наш доктор, поискать надо.
— Доктор Смит?
— Ну да. Он добрый. Ему все равно, знатный ты или бедняк. Вот он Этти и сказал: «Не пугайтесь, миссис Хардкастл, ребенок не будет уродом, и все у него будет на месте. По всему видно, что он у вас будет здоровяк». И Этти сразу успокоилась.
— Нам повезло, — сказала я, — что за нами присматривает такой хороший доктор.
Мэри Джейн снова улыбнулась. А я, глядя, как она встряхивает платья и вешает их в шкаф, чувствовала, что на душе у меня полегчало. Казалось, эта миловидная девушка своей веселостью и йоркширским здравым смыслом придает комнате уютную обыденность.
В тот вечер после обеда мы все сидели в одной из гостиных на втором этаже недалеко от моей комнаты, когда доложили о приходе доктора Смита.
— Проводите его сюда, — распорядилась Руфь и, когда за слугой закрылась дверь, обернулась ко мне: — Он постоянно заходит. Такой внимательный.