задумал Марчат, исполнится. Несмотря на адские испытания, ей хватило сил все вынести и уйти красиво.
Амат верила в эту сказку до тех пор, пока девушка за прилавком не предложила ей еще чаю. Распорядительница чуть не расплакалась от мизерного проявления доброты. Все-таки заточение не прошло для нее даром, сколько бы она ни убеждала себя в обратном.
Когда она пришла домой, уже вовсю рассвело. В обычный день, если ей правильно помнилось, она уже спешила бы на работу. По своему городу, по своим делам. Амат отперла дверь, проскользнула внутрь и заперлась изнутри на засов. Опасно было являться сюда, не зная, как продвигается гнусное дело Марчата, но нужда заставила. Сейчас ей нужны были деньги и бальзам для суставов. И свежее платье. И сон. Боги, как ей хотелось выспаться… Но это могло подождать.
Амат наспех собрала вещи и с трудом спустилась по лестнице. Серебра в рукаве было достаточно, чтобы снять небольшой домик на месяц, а уж укромный угол на три дня – и подавно. Только бы…
Нет. Куда там… Стоило ей открыть дверь, как на пути выросли трое громил. С ножами. Самый дюжий подскочил к ней, зажал рот и припер к стене. Остальные мигом, как тени, просочились внутрь, и дверь снова хлопнула. Амат зажмурилась. Сердце выпрыгивало из груди. Ее мутило.
– Будешь кричать – придется тебя убить, – вкрадчиво произнес главарь. Лучше бы рявкнул. Амат кивнула, и ладонь исчезла. Ножи, однако, остались на виду.
– Я хочу поговорить с Вилсином-тя, – произнесла Амат, придя в себя.
– Значит, не зря мы за ним послали, – отозвался один из сподручных. – Можешь пока присесть.
Амат проглотила ком в горле. Потом ответила позой согласия, развернулась и заковыляла вверх по лестнице. Двое громил отправились следом, третий остался внизу. Солнце прошло путь в две сложенных ладони, когда в ее комнату поднялся Марчат.
Он как будто постарел, так ей показалось. Или не постарел, а очень устал. Волосы на лбу слиплись, платье обвисло, на рукаве виднелось пятно от яичного желтка. Он прошелся туда-сюда по комнате, не глядя ни на Амат, ни в сторону. Она сидела за столом, сцепив руки на колене, и ждала. У окна Вилсин остановился, повернулся и махнул на головорезов.
– Прочь, – сказал он. – Ждите внизу.
Те переглянулись. «Думают, повиноваться ему или нет», – поняла Амат. Стало быть, не его люди. Не совсем его. Наверное, лунолицего Ошая. Один пожал плечами, его подельник изобразил, что услышал приказ, после чего оба затопали к двери и скрылись. Амат слушала, как их шаги затихают внизу.
Вилсин выглянул из окна, на улицу. Оттуда веяло жаром. На лбу у него выступила испарина, подмышки взмокли.
– Ты поспешила, – произнес он наконец, все еще не глядя на нее.
– Правда?
– Да. Оставалось три дня подождать.
Амат приняла позу извинения. Вышло более небрежно, чем она хотела. Молчание длилось до тех пор, пока Вилсин не посмотрел Амат в глаза. Она не сумела прочесть выражение его лица – не то гнев, не то печаль, не то усталость. Ее начальник, глава Дома Вилсинов, тяжело вздохнул.
– Амат… Боги, дела идут плохо. Хуже, чем я представлял, хотя и не ожидал хорошего.
Он подошел к ней, опустился на подушку, которую обычно занимала Лиат, и уронил голову в ладони. Амат вдруг захотелось коснуться его, утешить, но она сдержала порыв.
– Все почти закончено, – продолжил Марчат. – Я могу убедить Ошая и его людей оставить тебя в живых. Могу, но только с твоей помощью.
– Какой?
– Ты должна рассказать мне, что задумала. Все, что успела сделать или сказать, чтобы предотвратить сделку.
Амат медленно, медленно улыбалась, пока не прыснула со смеху. Потом ее плечи затряслись, и она приняла позу изумления. Нелепость вопроса встряхнула ее, как волна – пловца. Марчат смотрел озадаченно.
– Что я успела? – переспросила Амат. – Ты дурачок? Я сбежала отсюда, словно за мной гнались с топором, сидела тише воды ниже травы, молилась, чтобы ты скорей закончил свои делишки. Предотвратить сделку? Право, Марчат, ты совсем ополоумел.
– То есть ты ничего не сделала?
– Я прошла через ад. Меня били и запугивали. Пытались сжечь живьем. За последние недели я повидала такие клоаки, каких не видела многие годы. Впрочем, я кое-чего добилась. Еще бы – работала как проклятая. Даже ты не заставлял меня так пахать. – Слова лились и лились из нее сами, все быстрее и громче, а щеки горели. – Ты хочешь знать, сочиняла ли я в свободное время план, как сохранить честь своего дома и восстановить справедливость во всем мире? Нанимала ли лазутчиков, чтобы разыскать твою драгоценную клиентку и предупредить, что вы намереваетесь с ней сделать? Нет, жирный гальтский болван, и не пыталась! А ты этого ждал?
Амат обнаружила, что вся подалась вперед, выпятила подбородок. От злости ей на миг полегчало – она как будто обрела прежнюю власть. Потом поняла, что это мираж, но отрадное чувство осталось. Марчат смотрел угрюмо.
– А Итани? Что скажешь о нем?
– О ком?
– Об Итани. Ухажере Лиат.
Амат махнула рукой.
– При чем тут он? Я посылала его выяснить, куда ты идешь, но это ты и сам наверняка знаешь. Мы не разговаривали тогда, а после – тем более.
– Почему же он три вечера из пяти выгуливает Хешаева ученика? – загремел Марчат. Его голос был жестким, как скала. Он ей не верил.
– Не знаю, Марчат-тя. Может, сам его спросишь?
Он мотнул головой, встал и повернулся лицом к окну. Гнев, который подогревал Амат, выпарился, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы Вилсин поверил. Чтобы встал на ее сторону. Она чувствовала себя флюгером, который крутится от малейшего порыва ветерка. Если б ей дали поспать перед этим разговором, если б не побег из заведения Ови Ниита, если бы мир был хоть сколько-нибудь честен, понятен или справедлив, она могла снова стать собой – спокойной, солидной, уравновешенной. Амат со стыдом спрятала отчаяние поглубже, притворяясь, что всего лишь глотает гнев.
Марчат дошел до лестницы.
– Да, – бросила ему вслед Амат, – можешь спросить Лиат, если не хочешь гадать.
– Лиат?
– Это она рассказала мне, куда вы ходили той ночью. Итани рассказал ей, а она – мне. Если тебе кажется, что Итани настраивает поэтов против тебя, спроси Лиат.
– Она заподозрит, – сказал Марчат, но, судя по тону, жаждал возражений. Амат закрыла глаза. Так приятно закрыть глаза… Боги свидетели, ей необходимо поспать.
– Нет, – возразила Амат. – Не заподозрит. Сделай вид, будто недоволен ею. Скажи, что не подобает поощрять такого рода знакомства посреди переговоров, спроси, почему она не дождалась конца торга. В худшем случае она соврет, но тогда ты хотя бы узнаешь, что ей есть что скрывать.
Ее начальник и старый друг задумался, прокручивая в голове сказанное, выискивая все недостатки новой стратегии. Лица Амат коснулось дыхание морского ветерка. По глазам Марчата стало видно, что он уже согласен.
– Тебе придется побыть здесь, пока все не кончится, – сказал Вилсин. – Я скажу людям Ошая, чтобы принесли поесть. Что до меня, я должен довершить начатое. За себя не беспокойся.
Амат ответила позой согласия.
– Здесь мне будет лучше. …Марчат, ради чего все это?
– Ради денег, – отозвался он. – И власти. Чего ж еще?
Как только он сошел вниз, Амат осенило. Словно штырек прыгнул в лунку и она увидела всю картину разом. Дело было не в ребенке и не в матери. Дело в поэте! А значит, и в андате тоже. Если поэт Хешай потеряет власть над своим созданием, если Бессемянный освободится, Сарайкет потеряет свое
