— Сначала выезжаешь на дорогу, потом направо, а потом вниз по съезду.
Марко кивнул.
— Ты что надулась? — спросил он, спустя некоторое время.
Лиля хотела смолчать и оставить все свои обиды при себе, но у нее ничего не вышло.
— Да ну этого Пушкина к чертовой бабушке!
— А что такое?
— А то! Чего он к тебе пристает?!
Марко посмотрел на нее в удивлении.
— А ты что, ревнуешь?
— Нет. То есть, да. Не знаю. — Она вконец запуталась в своих эмоциях и поняла, что говорит не то, что следует. — Я тебя первая нашла! Значит, я буду с тобой работать! А Пушкин пусть не лезет!
Машина быстро неслась по ночной улице. Лиля сидела, старательно глядя прямо перед собой на дорогу. Интересно, завтра ей будет совсем ужасно ото всех этих глупостей? А еще интересней, сможет ли Марко списать их на воздействие алкоголя на неокрепший девичий организм?
— Знаешь, Лиль, — наконец заговорил он. — А мы вообще-то с Дмитрием о тебе и говорили. Вернее, о том, что надо как-то поспособствовать развитию твоего модельного агентства. Так что не сердись.
Она в изумлении уставилась на него. Марко решил помочь ей выбиться в люди?
Внезапно он свернул к обочине и затормозил. Взглянув в зеркало заднего вида, Лиля увидела, что к ним направляется ДПС-ник. Только этого сейчас не хватало! На часах было без пяти одиннадцать.
Марко опустил боковое стекло.
— Инспектор дорожно-постовой службы Пирамидонов! — отрекомендовался блюститель порядка. — Ваши документы!
Марко нехотя полез во внутренний карман куртки.
— Вот, пожалуйста.
Завладев правами и техпаспортом, ДПС-ник отошел на шаг и стал внимательно читать буквы.
— Мы что-то нарушили? — шепотом спросила Лиля, холодея от дурных предчувствий.
Марко слегка стукнул по рулю.
— Скорость превысили.
— И сейчас нас будут обдирать?
— Скорее всего, да.
Когда довольный полученным штрафом Пирамидонов отпустил их, было уже десять минут двенадцатого. Так что надеяться на милость дяди Васи не приходилось.
Лиля долго колотила кулаками в железную дверь. И два раза даже саданула ногой. Самое противное было то, что охранник подошел-таки к окну, окинул ее неодобрительным взглядом и демонстративно удалился читать детектив.
На улице стало холодать, отчего дядю Васю хотелось отправить не просто на три советские буквы, а гораздо дальше. Но, как известно, слова горю не помогают, и Лиля пошла назад к машине.
— Что, закрыто? — посочувствовал Марко.
Лиля кивнула. По сути из ситуации было три выхода. Ночевать в машине, ехать к Марко в гостиницу или попытаться разбудить «фиников», чтобы они чего-нибудь придумали. Первые два варианта отпадали как неприличные и несовместимые с имиджем директора модельного агентства. Поэтому Лиля нашарила взглядом окошко на втором этаже и, зачерпнув пригоршню снега, запустила им в стекло.
Будить «фиников» было занятием сложным. Полчаса Марко и Лиля прыгали на морозе и швырялись снежками в окно.
— Может, их там нет? — предположил Марко, начиная отчаиваться.
— Есть! — зло ответила Лиля. — Просто дрыхнут, как сурки.
В этот момент в комнате «сурков» включилась настольная лампа, и бледная тень Поручика придвинулась к окну.
Лиля замахала руками, и спустя некоторое время ее телодвижения были замечены и правильно поняты. Вскарабкавшись на подоконник, Поручик открыл форточку.
— Привет! — произнес он сонно. — Ты что там делаешь?
Тут Ржевский окончательно протер глаза и узрел рядом с Рощиной постороннего субъекта. Сердце у него опустилось. Это был явно тот самый хахаль, про которого рассказывал Ванечка. И, кажется, Лилька с ним загулялась.
— Что, домой хочешь? — язвительно осведомился Поручик, пытаясь не выказать своей душевной травмы.
— Коля! Придумай что-нибудь! — закричала Рощина умоляюще.
Поручик укоризненно стиснул губы. Вот, попала в беду, а он как всегда должен был ее спасать. И в ответ никакой благодарности!
Он углубился в свою комнату, но через мгновение вновь замаячил в окне. Вскоре к нему присоединился Борис в шапке и пальто. Было видно, как они совещались.
— Что они задумали? — спросил Марко.
— Не знаю, — отозвалась Лиля. — Колька обязательно что-нибудь придумает. Он умный. — Но, натолкнувшись на похолодевший взгляд Марко, она поспешно добавила: — Хотя и противный.
Тем временем противный Поручик окончательно распахнул окно и скинул в снег что-то тряпочное и длинное. Причем один конец остался у него, а второй зацепился внизу за куст и там повис. Оказалось, что это ни что иное, как несколько связанных между собой покрывал.
Поручик перегнулся через подоконник.
— Ну, привязывайся давай! Мы тебя сейчас втащим!
Лиля представила свою жизнь в руках Поручика, и ей стало как-то не по себе.
— А ты удержишь меня? — засомневалась она.
— Быстрее! — закричал сверху Борис. — Холодно же! Всю комнату уже выстудила!
Марко тронул Лилю за плечо.
— Слушай, ты уверена, что тебе надо домой? А то поехали, переночуешь у меня?
Лиля отрицательно покачала головой. Вот что он молчал пятнадцать минут назад, а?! К тому времени «финики» еще не проснулись, а в Лиле как раз уснули остатки гордости директора. А теперь уже поздно. Было отчего-то неудобно ударить в грязь лицом перед Поручиком. Он-то думает, что она способная на подвиги звезда…
— Ладно, я полезла, — обреченно сказала она Марко. — Страхуй меня. Если упаду, так умру у тебя на руках.
— Если ты упадешь, то умрешь у меня на голове, — отозвался он и стал завязывать покрывало на ее талии.
Восхождение было трудным и сопряжено с риском для жизни. Пару раз Лиля чуть не ощутила «радость» полета. Попутно она еще научилась некоторым альпинистским приемам как то: спуск и поднятие со страховкой и обхождение препятствий в виде окна первого этажа. По совету Марко она должна была упираться ногами в стену и изо всех сил держаться руками за покрывало, а «финики» тем временем втягивали ее наверх.
Лиля уже почти добралась до цели, но тут с ней приключился очередной конфуз: ремень, поддерживающий ее платье, расстегнулся и свалился в кусты, а шлейф, по всем законам жанра, выполз из-под дубленки и опозорил свою хозяйку на веки вечные. Хотя Марко на прощание сказал, что это было даже красиво: он развевался на ветру как флаг.
По прибытии наверх Лиля абсолютно добровольно чмокнула Поручика Ржевского в щеку. Это его так растрогало, что он даже забыл рассердиться.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
