кинулись наутёк. Кажется, подумала, что мы убегаем от неё: ускорила шаги, в голосе дрожь — вот-вот заплачет. Она уже поравнялась с поверженным деревом, засохшие ветви которого лежали в воде. Сейчас громыхнёт взрыв, и тогда…
Я кинулся назад. Увидев меня, Рахиля замерла, вытаращив от удивления глаза. Наверно, вид у меня был страшный. Может, она подумала, что я собираюсь её ударить. Я схватил её за руку и рванулся вместе с ней в заросли. Но споткнулся, и мы кубарем скатились в глубокую канаву. Едва Рахиля раскрыла рот, чтобы гневно закричать на меня, голос её потонул в оглушительном раскате.
У нас над головой что-то тяжко ухнуло, и в канаву скатилось несколько увесистых мокрых камней, мне на голову, плечи упали ошмётки чёрного речного ила, похожего на мазут. Рахиля вскрикнула, рванулась, чтобы вырваться и убежать. Но я сильнее придавил её к земле, заставил лежать. Она всхлипнула и замерла. И в этот момент раздался второй взрыв, сильнее первого…
Мимо нас с топаньем пробежала к реке ватага ребят.
Рахиля сидя утирала слёзы и отряхивала с волос мусор.
— Откуда ты взялась? — грозно спросил Галимджан, появившись вдруг над нами.
Он стоял на краю канавы и, пригнувшись, рассматривал нас, облепленных грязью.
Рахиля окинула его презрительным взглядом.
— Взялась вот! Не твоё дело…
Слегка отклонившись назад, она посмотрела на меня удивлённо и испуганно, будто только что увидела. Хотела резко встать, но вскрикнула и, схватившись обеими руками за колено, опять опустилась на траву.
— Что с тобой, Рахиля? — спросил я, бросившись к ней.
Я протянул руки, чтобы помочь Рахиле подняться, но в последний момент чего-то испугался и не прикоснулся к ней. Скорее всего, меня заставили оробеть её глаза, широко раскрытые, устремлённые на меня в упор. Они были полны слёз.
— Что случилось? — снова спросил я.
— Ничего! Пусть тебя это не беспокоит!..
— А почему же ты плачешь?
— И не думаю.
Закусив губы, Рахиля встала. На её побледневшем лице было страдание. Но она не застонала. Сильно хромая, пошла по тропинке. Вскоре её силуэт пропал среди камышовых зарослей и тальника.
Я подошёл к берегу и смотрел со стороны, как мальчишки вылавливают руками оглушённую рыбу. В другое время, может, я и сам бы разделся и плюхнулся в воду, шарил бы под корягами рукой и выбрасывал на берег добычу, а сейчас мне всё это было неинтересно. Досадно как-то стало от всего, что мы творим. Ребята восторженно кричали, визжали, если кому-то удавалось ухватить за жабры рыбу покрупнее. Меня их голоса почему-то стали раздражать. Мне вдруг почудилось, что я неожиданно сделался взрослым. Подумалось, что мои сверстники в этот момент где-то в другом месте заняты иными делами, куда более важными.
Я с силой пнул корзину. Она вместе с нашим добром свалилась к воде. Я обвёл строгим взглядом ребят, изумлённо вытаращившихся на меня, и тоном взрослого сказал:
— Эй, пескари, ну-ка, вылазьте из воды! Пора домой!
В этот момент из-за камышей появился высокий человек в поношенной красноармейской форме. Его скуластое лицо и руки были коричневы от загара. Приблизившись, он поздоровался и внимательно оглядел нас. Присел на ствол поваленного дерева и, ударяя прутиком по сапогу, спросил:
— Из какого вы аула, ребятки?
Я хлопнул себя по груди, ткнул кулаком Калимуллу, кивнул на Ибрагима:
— Мы из Донбасса, абый.
— Они в гости приехали, Харис-абый, — уточнил Галимджан.
— Вот как, гости, значит… — Сердитое лицо незнакомца смягчилось. — Остальные все апакайские?
Галимджан кивнул.
— А ты, братишка Галимджан, показал приезжим ребятам свои родные места?
Галимджан отрицательно покачал головой, потом буркнул, потупясь:
— Нет ещё, не успел.
— Надо было с этого начинать. Тогда бы всё успел. Ну ничего, лучше поздно, чем никогда. Теперь покажешь, — сказал Харис-абый, добродушно улыбаясь. Его морщинистое лицо разгладилось, и он показался мне совсем молодым.
В ивовых зарослях время от времени робко щёлкала и попискивала пеночка, прощалась с клонящимся к горизонту солнцем. Накалясь за день, оно расплавилось и растеклось алым заревом в полнеба. В прибрежных кустах щебетали и возились воробьи, перепрыгивая с ветки на ветку, — устраивались на ночлег. Где-то вдалеке, у леса, куковала кукушка.
Харис-абый встал и, приставив ко рту ладони, закричал по-мальчишески задорно:
— Эге-ге-э-эй!!!
Ему троекратно откликнулось эхо, перескакивая с одного берега Ушны на другой.
— Эх, хороша наша сторонушка! — сказал красноармеец. — Если бы от меня зависело, каждый уголок здесь, каждый кустик, каждое деревце я бы сохранил навечно такими, какие они сейчас. Однако… — его взгляд задержался на Галимджане, — как вы ловите рыбу, джигиты? Не мордушкой ли?
— Не, мы без мордушки обходимся, — сказал, горделиво выпячивая грудь, Ибрагим.
Галимджан ткнул его в бок, чтобы он помалкивал. Но тот, дурень, видать, ничего не понял.
— А чем же, удочкой? — спросил Харис-абый.
— И без удочки! — воскликнул Ибрагим.
— Вот это да! Странно…
— Лезем в воду и собираем руками. Она сама наверх всплывает, говорит: «Пожалуйста, хватайте нас и варите из нас уху!»
Мальчишки засмеялись. Им понравилась шутка Ибрагима.
— Так-так… глушите, значит?
— Глушим.
У самого берега, слабо пошевеливая хвостами, трепыхалось несколько полуживых рыб. Над рекой низко проносились ласточки. Чуть прикоснувшись к воде грудкой, взмывали кверху. В их тревожном щебете мне послышался укор.
Харис-абый подошёл к краю берега, стал вглядываться в воду. Потом перевёл взгляд на нашу корзину. На его лбу опять пролегли строгие морщины. Он вернулся к упавшему дереву, сел и начал разуваться.
— Рассказать вам кое-что? Будете слушать? — спросил он, медленно разматывая портянку.
— Расскажите, Харис-абый! Расскажите!.. — раздались голоса со всех сторон.
Мы даже забыли про рыбу. Приблизились к нему, расселись — кто на коряге, кто на камне, а кто просто на траве.
Харис-абый опустил ступни в воду, поболтал ими.
— Вы думаете, я стану рассказывать про военную службу? Ничего подобного. Послушайте-ка лучше вот о чём… — Харис-абый внимательно оглядел нас.
В его погрустневших глазах я заметил укор. Мне сделалось неловко, и я отвернулся. Уж лучше бы он начал кричать на нас, ругаться последними словами, чем этак смотреть, как на лоботрясов и бездельников, не знающих к чему руки приложить.
— Поглядите во-он туда. Видите старые постройки? — сказал Харис-абый, показывая рукой за луга, раскинувшиеся по ту сторону реки. — Левее от них среди сосен — большой розовый особняк. Видите?..
— Это имение бывшего помещика Фадеева, — заметил Галимджан, решив блеснуть своей осведомлённостью.
— Верно, — подтвердил Харис-абый. — Фадеев это имение уже позже купил у доктора Бланка. Но не это важно… Сюда часто приезжал на лето… Кто вы думаете? Володя Ульянов. К доктору Бланку, к своему деду.
