Толпа, наоборот, отступила на шаг назад. В этой женщине было что-то необычное. Нормальные женщины рядом с мертвяками не стоят. Они убегают от мертвяков, потому что те их крадут. А какой нормальной женщине нужно, чтобы ее крали? Никому не нужно. А эта стоит рядом с мертвяками и хоть бы хны ей, да еще и мертвяки перед ней расступаются… Нет, странная, даже страшная женщина.
«Как же они меня боятся!» — подумала Нава со смешанным чувством. С одной стороны, ощущение силы и власти пьянило, с другой — было обидно, что ее здесь считают чужой и даже не узнают.
— Нава! — прошептал, узнавая, Кандид. — О, боже! Девочка моя!.. Живая!..
— Нава! — вдруг завопил Колченог, выступая из толпы. — Нава! Едрень корень! Дочка! Узнаешь?.. Да Колченог я!
«И точно, Колченог, — узнала Нава. — Он приютил меня, когда я осталась одна. Потом мы вместе искали его дочку, которую украли мертвяки… Вот почему я его все время вспоминала, да только почему-то не могла припомнить».
— Нава-Нава-Нава-Нава! — прошелестело по толпе. И толпа снова сделала шаг вперед. Но только шаг, потому что все равно, хоть это и Нава, было страшно. Еще никто из баб, украденных мертвяками, не возвращался в деревню. Да и мертвяки тут… Того и гляди…
— Нава! — заулыбался Кандид и бросился навстречу. Мертвяки чуть пошевелились, но Нава приказала им замереть.
— Молчун! — прошептала Нава. Она тоже ощутила импульс броситься навстречу, как сделала бы это прежняя Нава. Но прежней Навы уже не было, поэтому она сделала только один шаг, оставив мертвяков за спиной. Да и не надо было уже бежать — Молчун стоял перед ней.
«Какой же он, действительно, заросший и грязный! — вдруг увидела Нава. — Почему они все такие грязные?.. Потому что здесь нет озер, а одни болота да трясины?.. — Да нет, Молчун еще ничего, а вот Колченог… Бр-р», — вспомнила она невольно гладкие, чистые, безволосые, идеально сложенные тела Славных Подруг. Она почувствовала, что Молчун хочет заключить ее в объятия, и непроизвольно сделала брезгливый шаг назад.
Кандид тоже резко остановился, почувствовав ее опасения.
«Куда это я, право, со свиным рылом?.. — осадил он себя, разглядев вблизи чистоту и красоту новой Навы. Ему стало очень стыдно своего вида, одежды, запаха, если позволительно так мягко назвать исходящую от него вонь несвежего бродила, пота и многого еще чего неразличимого, но густо замешанного. — Вот в баньку бы сейчас, в парную, с веничком, а потом… да еще побриться-постричься, вечерний костюм… Размечтался, Леший Кикиморович Подболотный,» — опять осадил он себя.
— Нава… ты… вернулась? — спросил он, с трудом произнося слова. Почему-то губы онемели.
— И да, и нет, — ответила она, не обнаруживая явных признаков волнения. Да и, правда, не особенно волновалась. Так, некоторое эмоциональное напряжение. — Я пришла за тобой…
— То есть? — удивился Кандид. — Ты хочешь отвести меня к своим подругам? Это можно. Я этого давно хочу. При первой встрече разговора не получилось. Я был не готов. А теперь, если ты мне поможешь… А они? — повел он головой в сторону толпы. — Они уже приговорены к… Одержанию?
— Они давно приговорены. Все приговорены, — ответила спокойно Нава. — Но не сейчас это будет исполнено, насколько мне известно. А мне пока известно не очень много… И подругам ты не нужен. Разговора никогда не получится, потому что… языки разные… Не слова, а то, что за ними стоит… Я пришла помочь тебе вернуться в свой мир. Думаю, это максимум того, что я могу для тебя сделать. Ты ведь пришел с Белых Скал?
— Как же изменилась твоя речь, Нава! — воскликнул Кандид.
— И не только речь, Молчун, — вздохнула вдруг Нава. — Ты меня отпустил, ты меня потерял…
— Но я ничего не мог сделать! Они не слушали меня, а я еще ничего не понимал! Хотели отправить к каким-то Воспитательницам…
— Я не обвиняю тебя, а всего лишь констатирую факт. Теперь у меня другая жизнь. Каждый должен жить своей жизнью. Я хочу, чтобы у тебя была такая возможность, я провожу тебя к Белым Скалам. Без меня ты не дойдешь…
— Но мы собирались завтра с Кулаком и Колченогом! — воскликнул он, видимо, пытаясь доказать, что и сам чего-то стоит, что может обойтись без нее.
— И с ними не дойдешь, — твердо сказала Нава, и Кандид понял, что вовсе не хочет без нее обходиться. Что мечтал об этой встрече весь год, прошедший с разлуки у разнесчастного Паучьего Бассейна, называемого Городом. И еще он понял, что она знает, о чем говорит. Вдруг вспомнились и стали понятны слова беременной женщины: «Представляешь, как они бредут к Белым Скалам и вдруг попадают в полосу боев!». И задумчивое дополнение матери Навы: «Они гниют там заживо, они идут и гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте… для Разрыхления это только полезно. Сгниют — полезно. Растворятся — тоже полезно…»
«Идиот! — осудил себя Кандид. — Непроходимый, дремучий идиот! Ну, ладно бы не был микробиологом — можно было бы отговориться, что не специалист, а то ведь мне прямо сказали о применении бактериологического оружия в какой-то „полосе боев“, которая, видимо, отделяет Белые Скалы от остального Леса. Вот почему никто, кто уходил с биостанции глубоко в Лес, никогда не возвращался. Они шли и гнили на ходу, пожираемые какими-то вирусами, пока не растворялись. А кто выживал, как Карл, попадал к страшным Воспитательницам… А я оказался здесь только потому, что прилетел на вертолете. И, наверное, какую-то заразу я все же подхватил, если так долго и тяжело болел и потом ничего не помнил. Не в одних травмах было дело. И только благодаря Наве и их местным лекарственным средствам я остался жив. А теперь я хотел переться сам и тащить за собой самых близких друзей — Кулака и Колченога к этим самым Белым Скалам, которые они зовут Чертовыми. Загубил бы и себя, и их. Хотя они, может быть, защищены? — вспомнил он вопрос навиной матери. Все местные могут иметь иммунитет. Хотя с кем тогда „полоса боев“?.. С теми, кто на Белых Скалах?.. Или не с кем, а за что?.. За рыхлость почвы, например, и максимальное количество перегноя в ней. Логично для пользы Леса… Но пускать мужиков на удобрение!.. Даже если они чья-то ошибка!.. Сам идиот — тебя честно предупредили».
— А как же они без меня? — спросил Кандид. — Я защищаю их от мертвяков. Без меня они скоро останутся без женщин и без девочек.
— И начнут их воровать в соседних деревнях, и коллективно использовать, а потом останутся без женщин, потому что их не будет и в соседних деревнях, и станут доживать свою никчемную жизнь в сытости и воздержании, если не понадобятся раньше… — спокойно дорисовала Нава трагическую картину исчезновения человеческого вида.
— Это говорит не моя Нава, — грустно сказал Кандид. — Это говорит ее мама.
Нава внимательно и строго посмотрела на него. Ей не понравилось, что этот грязный мужик позволяет себе осуждать ее. Пусть даже не словами, а тоном.
— Ты сам отдал меня моей маме, — повторила она.
На что Кандид виновато кивнул и развел руками, мол, слаб я оказался.
— Но пришла к тебе не моя мама, — продолжила Нава. — Кстати, теперь я не зову ее мамой. Ее зовут Тана. Просто, одна из подруг — Тана. Она не поняла, почему я пошла к тебе, а не влилась в дружные и стройные ряды Славных Подруг, осуществляющих Великое Одержание Победы над заблуждением эволюции.
— Так вон оно что такое — Одержание! — воскликнул Кандид.
— Ты понимаешь? — удивилась Нава.
— Ну уж, не такой я козел, как кажется твоим подругам! — заверил ее Кандид. — Хотя в чем-то они, наверное, правы…
— Ты нас понимаешь? И даже допускаешь нашу правоту, хотя она никак не в твоих интересах?
— Истина не может быть в чьих-то интересах, она сама по себе… Объективная реальность… Просто чьи-то интересы могут учитывать ее и потому осуществляться… Черт! В вашем языке раньше не было таких слов! Откуда они взялись? И откуда я их знаю?
— Я тебе помогаю, — призналась Нава.
— Ты копаешься в моих мыслях? — насторожился Кандид.
— Нет, Молчун, я просто подключила тебя к своему информационному полю, — объяснила Нава. — Иначе нам трудно было бы разговаривать. Без общих понятий… Сам понимаешь, наверное.
