Тузик поднял вверх руку. Ремень остановился на взлете и медленно опустился.
— Клашка-Какашка, — хихикнул Тузик. — Годится! Запомним… Слышь, Клашка-Какашка, дай ей протокол свой… Подтереться… Гы-ы-ы…
Домарощинер подсунул ей лист с авторучкой и прошипел:
— Ты еще пожалеешь, шлюшечка-потрахушечка!.. Зря ты так, зря — ведь нам еще долго и плодотворно работать вместе…
— Пшел вон! — подписала она протокол и брезгливо отодвинула его от себя. — Ну что, долго я еще тут раком торчать буду?! — гневно вопросила она, и в голосе ее зазвенел начальственный металл.
Домарощинер даже отшатнулся.
— Отлично, Алевтина, — похвалил Тузик, — хорошей соратницей будешь, хозяюшка! Освободить!
Ее мигом освободили от наручников, но оказалось, что разогнуться она сразу не могла. Поработала всем телом, разминаясь, на что Тузик возопил, смеясь:
— Не вводи во искушение, Алевтина!.. Ну, баба!..
Упираясь руками в стол, она медленно выпрямилась и сделала несколько неуверенных шагов к туалетной комнате, примыкавшей к кабинету. Следуя мановению руки Тузика, один из телохранителей подскочил и предупредительно поддержал ее под локоток. Она посмотрела на него, отрицательно покачала головой и отняла руку.
— Выдай ей одежку! — распорядился Тузик.
Домарощинер извлек из бездонного, видимо, кейса небольшой полиэтиленовый пакет с чем-то тряпичным и поднес Алевтине.
Она, не глядя, взяла и закрыла за собой дверь в туалетную комнату. Прикрыла, переведя дух, глаза, и вдруг привиделась ей тузикова сперма внутри нее в виде кишашего комка белых червей с физиономиями маленьких тузиков, и она еле добежала до унитаза. Ее рвало долго и жестоко, и вместе с содержимым желудка и кишечника из нее исходило прошлое и несбывшееся будущее.
Потом она долго и тщательно подмывалась и стояла под душем. В результате оказалась вычищенной до пустоты.
Тем временем Тузик разбирался с Перецом.
— Итак, нужна твоя подпись, яйцеголовый, — рассуждал он, — но вряд ли сейчас ты сможешь ее накарябать своими дрожащими ручонками… А ждать, когда они перестанут у тебя дрожать, мне лень. Надоел ты мне, поэтому поступим проще.
Он размахнулся и ткнул Перецу кулаком в нос. Перец только хрюкнул и зажмурился. Из носа потекла кровь. У него с детства был слабый нос.
— Отвяжите его, — приказал Тузик. — Отлично… Теперь, Клавдий, возьми его палец…
— Какой?
— Да какой хочешь, дурья башка! Ткни им в его сопливый нос и приложи палец вместо подписи… Сойдет за неграмотного!… Гы-ы… А он и есть неграмотный при нашем-то Порядке… дундук-сундук… Такого не переучишь…
— Гениально! — оценил Домарощинер и быстро-ловко выполнил приказ и убрал протокол в кейс.
— Поздравляю со вступлением во владение! — поклонился Клавдий-Октавиан. — Да не будет ему конца и препятствий!
— Концы — обломаем, препятствия — перешагнем, заверил Тузик. — Вот родит мне Алевтина наследника — и династию образуем: Туз Первый, Туз Второй и так далее, — размечтался он.
— Так и будет! Так и будет! Туз Селиванович Первый! — пообещал Домарощинер, чуть прищурив глаза.
— Выкиньте эту падаль! — приказал Тузик, поведя головой на Переца. — На улицу! И чтобы пинком под зад! — загоготал он.
Телохранители отработанно подхватили Переца за руки-за ноги и вынесли из кабинета.
В это время из туалетной комнаты вышла Алевтина в шикарном вечернем платье с низким декольте, в котором сверкало бриллиантовое колье.
Тузик с Домарощинером обалдели: только что эту женщину трахали и топтали ногами — и вдруг выходит этакая красавица.
— Птица-Феникс! Королева! — прохрипел Клавдий-Октавиан.
— У короля и должна быть королева! — довольно кивнул Туз I-й и встал, протягивая руку Алевтине.
Она благосклонно ее приняла, и они двинулись к выходу.
— Клавдий! Обеспечить торжественный ужин! — распорядился новый хозяин.
А Перец на четвереньках с трудом выбрался из лужи перед крыльцом и непослушными руками пытался натянуть штаны на голый окровавленный зад.
«И что я за мужик, — думал он, — если всякая мразь убивает и насилует моих женщин?! Что я за мужик?!.. Да не мужик я вовсе…»
И он, пошатываясь, поковылял в сумерки мимо лимузина и автобуса.
Бритоголовые черны молодцы даже не посмотрели в его сторону. На улицах было пусто. Когда он проходил мимо жилых домов, захлопывались даже форточки.
«А еще сегодня утром… — мелькнуло у него в голове. Потом он вдруг вспомнил: — Рита! Надо предупредить Риту! Тузик не оставит ее в покое!..»
Ясно, что в таком состоянии он сам не дойдет до биостанции. Но до утра он должен там оказаться! Должен опередить Тузика с его палачами! Что же делать? На людей нет никакой надежды… Если нет надежды на людей, надо надеяться на нелюдей… Элементарно… А где здесь нелюди? На складе техники, где он ночевал когда-то в прошлой, даже в позапрошлой жизни, и куда заглядывал сегодня утром с верой в жизнь завтрашнюю.
Каждый шаг отдавался болью. Брюки без ремня норовили сползти, приходилось их все время подтягивать вверх. Кроме того, грязь из лужи на них немного подсохла, и они стали тяжелыми и жесткими, наждаком проходя по израненной коже.
Перец понимал, что на самом деле сейчас тепло, иначе бы одежда и волосы не высохли так быстро, но почему-то его бил озноб.
Поселок погрузился во тьму, хотя было еще не поздно. Никто не зажигал света. Видимо, так и сидели в темноте, забившись в угол. Только окна столовой сверкали. Оттуда доносилась музыка.
«Новые хозяева гуляют,» — понял Перец. Что ж, пока они гуляют и отдыхают, он должен добраться до Риты. И дело не только в том, что она, друг — это само собой, но она еще и часть Леса. Это важней. Надо предупредить Лес. Почему важней, Перец не знал. Просто, чувствовал, что так честно, справедливо… По- мужски, наконец. Хотя мужик он никудышный.
Перец подошел к складу техники, еле держась на ногах. Почему-то он всегда приходит сюда, вылезая из грязи… Это становится традицией… Правда, сегодня утром… Но исключение только подтверждает… Непонятно, почему.
«Нет, — решил Перец, — больше я не пойду туда грязный! Дурные традиции надо ломать. Машины любят чистоту. Их надо уважать. Себя тоже. Хотя не за что…»
При свете луны он отыскал водопроводную колонку, открутил кран и сел под струю. Прямо, как был — в одежде. Документы он хранил теперь в двойном непромокаемом пакете в застегнутом непромокаемом внутреннем кармане пиджака, поэтому за них не боялся. На самом деле, он про них и не вспомнил. Грязная вода стекала с головы по лицу и шее на костюм и когда-то белую рубашку, а Перец сидел, закрыв глаза и отключившись. Ему просто необходимо было на какое-то время отключиться: ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Но ничего из этого не вышло. Грязная вода стала разъедать раны. Тогда Перец вылез из-под крана, разделся и снова залез под кран голышом.
«Хоть заражения, может, не будет,» — понадеялся он.
Однако вода, все же, была холодной, и долго он не высидел. Вылез, простирнул каждую шмотку, повесил все на вытянутую левую руку, в правую взял мокрые туфли и пошлепал на склад.
Вступив в должность, Перец распорядился возвести над ящиками крышу, чтобы техника не портилась.
