Например, зеленый цвет — сигнал нормального состояния… метаболизма, как вы выразились, для цветка, а у зеленого человека явно что-то не в порядке с метаболизмом… Или, к примеру, для вас желтый цвет — символ тоски разлуки, а для цветка — признак тревоги, страха, опасности. Может быть, они хотят сказать: — Стоян! Что ты с нами сделал?!.. А красный цвет… Надо же — действительно розовеют… Для вас это символ страстной любви, а для цветка — гнев, горе, предчувствие смерти, вопль: — Стоян! Как ты жесток, как ты мог поступить с нами так? Одумайся!
— Красиво, — еще больше покраснел Стоян, — но это больше поэзия, чем ботаника.
— А это легко проверить, — вдруг сказала Рита. Перец уже некоторое время ощущал на себе ее внимательный взгляд.
Она встала и, выхватив из вазы почти уже пламенеющий букет, поднесла его к громадной кадке с землей, из которой торчал довольно чахлый фикус. Стебли цветка тут же обвили руку Риты, будто ребенок, в страхе хватающийся за мать.
Рита аккуратно освободила руку и поднесла букет к земле. Стебли тут же вытянулись в струнку.
— Квентин, полей, — призвала она на помощь мужа.
Квентин схватил со стола вазу и бросился на помощь.
— Аккуратней, — предупредила Рита.
Квентин полил сухую почву, и стебли прямо на глазах стали зарываться в нее. Через пять минут Рита убрала руки, и в кадке ярко зазеленел пышный букет, в гуще которого вскоре затерялся фикус.
— Однако! — воскликнула пораженная Беатриса Вах. — Господин директор, да вы и есть самый настоящий специалист по Лесу. Может, нам и не нужен никакой глобальный эколог?
— Нет, — не согласился Перец, — нужен. Пусть он не будет специалистом по Лесу, пусть он будет просто специалистом. А что касается специалистов по Лесу… Боюсь, что среди нас пока нет такового. Есть ботаники, биологи, микробиологи, социологи, даже лингвисты, как ваш покорный слуга. А специалистов по Лесу нет… Вот вы, Беатриса, даже не как социолог, а просто как человек, как женщина, что вы можете сказать по поводу нашего маленького эксперимента с цветами?
— Я? — растерялась Беатриса. — Ну, хорошо, когда цветы растут в почве.
— А дети? — неожиданно спросил Перец.
— А причем тут дети? — побледнела Беатриса.
— Как же — «цветы жизни», — галантно подсказал мосье Ахти.
— Вы хотите сказать, что мой проект создания интернатов для детей аборигенов… такой же… такой же… жестокий? — поняла она намек.
— Я этого не утверждаю, — покачал головой Перец, — у меня слишком мало информации, чтобы так утверждать… Может быть, так сказать, «почва» отравлена, мертва и на ней ничего больше расти не может. Если родители — алкоголики, изуверы, больные… Или дети больные… Всякое может быть — экологические катастрофы, эпидемии, войны, революции, когда детям угрожает смертельная опасность… Тогда, возможно, лишить детей привычной почвы — единственный путь их спасения, и ваш проект благороден… Я и говорю, что нужен глобальный анализ, пусть приблизительная, но модель Леса. Наверное, сейчас наибольшая концентрация информации происходит в группе научной охраны Леса. Не так ли, Ким?
— Да, в некотором смысле… Правда, в весьма специфическом. Цифры, цифры, цифры…
— За которыми не видно Леса? — улыбнулся Перец. — Я в этом уже убедился, работая под вашим началом. Но, возможно, в этом виноваты не цифры, а отсутствие грамотной их интерпретации? Я, конечно, не очень силен в математической статистике, но и нам, лингвистам, она не чужда. Очень полезный аппарат при анализе текстов. Гистограммы, регрессии, корреляции. Очень интересно… Вот вам, Квентин, не интересно ли было бы оценить степень взаимосвязи функционирования «клоаки» или «генератора биомассы», как я тут еще читал о ней в бумагах, и интенсивности лилового тумана?
— Очень даже интересно! — воскликнул Квентин, — Я и так вижу, что есть зависимость.
— Почему же вы не попросили Кима провести соответствующий анализ?
— Да в голову не пришло… Да и потом у всех свои утвержденные в начале года планы… Что уж лезть… Теперь попрошу. Сделаешь, Кимчик?
— Сделаю-сделаю…
— Вам, Ким, надо бы персонально поработать с каждым из ведущих специалистов и совместно поставить задачи для анализа силами вашей группы. Вам же, совместно с мосье Ахти, надо будет заняться формированием группы глобального анализа… Не только из начальников подразделений… А вы, Рита, что вы думаете о нашей дальнейшей деятельности как Управления по делам Леса?
Рита с удивлением воззрилась на Переца.
— Да никаких у вас общих дел с Лесом нет, и управлять поэтому нечем. Я бы построила высокую стену, поставила охрану и никого бы не пропускала ни туда, ни обратно. Каждый имеет право на собственную жизнь.
Алевтина неприязненно посмотрела на Риту. Перец давно обратил внимание, что Рита явно не нравится Алевтине. По целому ряду признаков в поведении Алевтины уловил. Этому он уже научился.
Взгляд Квентина был исполнен муки и безнадежности.
— Знаете, Рита, — признался Перец, — Я тоже неоднократно думал об этом. Мне категорически не нравилось, что кто-то распоряжается моей жизнью. И на материке, и здесь. Но я никак не мог избавиться от этой подчиненности… Потом я понял, что и сам кем-то распоряжаюсь. И не по злому умыслу, а по неизбежности совместной жизни… Ну, представьте, что все мы возвели бы вокруг себя бетонные стены — то ли колодцы, то ли башни… У некоторых, может, и из слоновой кости… Такое нередко случается. Но если все и одновременно… то мы, просто, вымрем. Или начнем сначала сходить с ума, как эти несчастные цветы, — показал он на бывшую кадку с фикусом, а ныне с цветами, победно достигшими уже потолка… — Сначала пожелтеем, потом покраснеем, а потом все равно вымрем, потому что не умеем жить друг без друга. Как, увы, и вместе не умеем. Но стараемся…
— Но причем здесь Лес? — спросила Рита.
— Может быть и ни причем, — пожал плечами Перец. — Но мне кажется, что Лес и мы, все мы как единое, то же, что, например, вы и Квентин — трудно вместе и невозможно врозь…
— Но почему обсуждаются наши личные отношения на производственном совещании! — возмущенно вскочил Квентин.
Рита махнула на него рукой, и он сконфуженно сел.
— Извините, Квентин, — развел руками Перец, — я, наверное, зря упомянул присутствующих. Но так понятней. Я не имел в виду ничего предосудительного… Да, мы с Лесом разные, но мы — дети одной Матери-Природы…
Тут Рита быстро и пристально взглянула на Переца и опустила глаза. А он продолжал:
— Мы живем на одной планете. И у нас нет другого пути, кроме как сожительствовать. Либо во вражде, либо, если не в любви, то во взаимоуважении. Во взаимопонимании, наконец. Оно необходимо и врагам, и влюбленным… Но в одном вы, Рита, безусловно, правы — наши отношения с Лесом должны строиться на основе осторожности и уважения, невмешательства в то, что не понимаем. Да и в то, что понимаем, без крайней нужды не вмешиваться.
— Уверяю вас, что в Лесу нет Управления по делам Материка, — сухо сказала Рита.
— И я в этом уверен, — согласился Перец, — но это не значит, что его никогда не будет. Вероятно, у Леса пока и внутренних проблем достаточно… Но когда они будут решены, или выяснится, что они неразрешимы, взоры обитателей Леса могут заинтересованно обратиться и в нашу сторону. Вот тогда понимание будет жизненно необходимо.
— Логично, — согласилась Рита и, отключившись от разговора, воззрилась на цветы в кадке. Два-три цветка уже высунулись в форточку и поползли вниз по стеклу. Один корешок отыскал в кадке щель и, высунувшись из нее, шевелился, как белый червяк или щупальце невидимого хищника.
— Фу, какая гадость! — воскликнула Алевтина и, взяв со стола ножницы, подошла к кадке и отрезала шевелящийся отросток. Он упал на пол и, поизвивавшись, затих.
Рита презрительно усмехнулась.
— Я полагаю, что наш разговор не закончен. Всем надо подумать, посоветоваться друг с другом в рабочем порядке. Поручения даны — приступайте к исполнению. На сегодня совещание закончено, — неожиданно завершил разговор Перец. — Алевтина, пожалуйста, проследите, чтобы товарищей с
