— Но мне казалось, что кроличья лапка или подкова никому не приносили вреда. Все зависит от того, во что веришь.
— Вы полагаете?
— Я, например, много лет носила с собой веточку клевера с четырьмя листочками, — продолжала выдумывать Мэгги, — и она принесла мне в конце концов неслыханную удачу. — Ей показалось, что в глазах Чэннинга промелькнула насмешка, но она не была уверена. — А у вас, — спросила она, улыбаясь как ни в чем не бывало, — есть какой-нибудь амулет?
Чэннинг с минуту разглядывал содержимое своего бокала, а потом спросил в лоб:
— Вы нашли хрусталик, не так ли?
Глава 17
Мэгги хотелось надеяться, что ее молчание Чэннинг примет за смущение, а не за чувство вины, которое она на самом деле испытывала.
— Ход ваших мыслей бывает порой весьма неожиданным.
— Разве?
— О чем это мы говорили?
— Об амулетах, талисманах и просто вещах, приносящих удачу. — Чэннинг потер большим пальцем подбородок. — А разве вы не вели к тому, чтобы я сам заговорил о хрусталике?
Уклоняться от ответа было сейчас совершенно бессмысленно. Что бы там ни было, Чэннинг явно знает, что она открывала ящик и заглядывала в него. Не исключено, что в доме повсюду установлено оборудование для наблюдения.
— Мне почему-то показалось странным, что такой человек, как вы, хранит в столе подобную ерунду, — сказала Мэгги, пожимая плечами. — На вас это совсем не похоже, вы человек другого типа.
— Другого типа? А я и не знал, что существует так много мне подобных, что нас уже можно отнести к некой определенной категории.
— Вы ведь поняли, о чем я говорю.
— Да, но мне было бы интересно услышать ваше объяснение.
— Удивилась, и все, — вас устраивает?
— В каком смысле?
То, что Чэннинг до сих пор не спросил у нее, зачем она залезла в ящик, было не менее странно, чем то, что он догадался о хрусталике.
— Вы же сами сказали, — ответила Мэгги, злясь оттого, что ему доставляет явное удовольствие ставить ее в неловкое положение, — удача и успех — разные вещи.
— Не совсем точно, но зато ваша точка зрения ясна. — Чэннинг замолчал, потому что им принесли салаты. — Нам обоим, пожалуйста, с перцем.
— Мне не надо, спасибо, — сказала Мэгги, начиная беситься. Не хватало, чтобы ей указывали, что с чем есть.
Чэннинг не преминул поддразнить ее, как только официант удалился.
— Вы отказались от перца, чтобы досадить мне?
— Отказалась потому, что не люблю перца.
— Понятно.
Несколько минут они молчали, и Мэгги сосредоточенно поглощала латук.
— У нас что-то не клеится разговор, — наконец произнес Чэннинг. — Может быть, вы позволите мне это исправить?
— Вы хозяин.
Ответ Чэннинга удивил ее.
— Нет, сегодня я не хозяин, — сегодня мы коллеги, которые встретились, чтобы хорошо пообедать и полюбоваться городом. А любоваться городом почти так же приятно, как любоваться вами, — добавил он.
Удивленная его неожиданной любезностью, Мэгги решилась заговорить о хрусталике.
— Так что же у вас за амулет? Или это такой страшный секрет, что им нельзя ни с кем поделиться?
Ее настойчивость насмешила Чэннинга.
— Нет, не могу сказать, что с этим предметом связана какая-то особенно таинственная история, Мэгги. И разумеется, если бы я хотел что-то скрыть, продолжал он, — я бы не оставил эту штуку там, куда легко может добраться молодая девица из Бостона, склонная к фантазиям.
— И все же, — не унималась Мэгги, подождав, пока он съест салат.
— Мне дал его человек, веривший в сказки, — ответил он, — в волшебные сказки, колдовство и чудеса. Не правда ли, своего рода аномалия для двадцатого века?
— Женщина?
— Почти угадали. — Чэннинг улыбнулся. — Да, молодая женщина.
Его черты неожиданно смягчились, а голос, как ей показалось, чуть дрогнул, словно его взволновало давно забытое воспоминание.
— Что значит молодая?
— Достаточно молодая, — ответил он, — чтобы верить в то, что дурной человек способен измениться. В зрелости люди, как правило, избавляются от столь оптимистического взгляда на жизнь.
Мэгги ожидала, что он продолжит, но не была уверена.
— Прописная истина, — но, увы, очень многое получается далеко не так, как нам бы хотелось. Ну, как салат? Не передумали насчет перца?
— А как ее звали? — спросила Мэгги, упорно желая заставить его говорить о таинственной незнакомке, несмотря на то, что ему это явно не хотелось.
Взгляд Чэннинга неожиданно стал ледяным.
— Мне кажется, вас это не касается, — резко сказал он.
«Все-таки удивительно странный и неожиданный человек», — подумала Мэгги, пока они заканчивали обедать. Она сожалела о том, что ее любопытство нанесло непоправимый вред их едва налаживавшимся отношениям. То, что Чэннинг продолжал как ни в чем не бывало беседовать с ней на самые разные темы, озадачивало ее куда больше, чем если бы он просидел остаток вечера с каменным лицом.
— Как насчет десерта? — непринужденно поинтересовался он. — Я припоминаю, вы говорили, что любите шоколадный мусс.
— Ну, тогда вам придется катить меня домой.
— В таком случае, может быть, лучше покатаемся на смотровой площадке?
Мэгги почувствовала, что ее бросило в жар. Перед ней был враг, и она понимала, что не должна забывать об этом. Человек, который сидит напротив нее, наверняка разбивает сердца с той же легкостью, с какой откладывает в сторону утреннюю газету. Правда, сегодня она узнала, что он тоже когда-то страдал и до сих пор приходит в смятение, когда вспоминает о прошлом.
— Так да или нет? — повторил вопрос Чэннинг. Мэгги оставалось только принять его предложение.
— Если вы, конечно, не задумали столкнуть меня вниз, — добавила она.
— Зачем же мне это нужно? — удивился он.
— Я виновата перед вами и Должна извиниться, — набрав побольше воздуха, выпалила Мэгги.
— Ну, как правило, я сталкиваю людей со «Спейс Нидл», если у меня есть более серьезные основания. Но вы меня заинтриговали — за что вы решили извиниться?
— За то, что полезла не в свое дело, пристала к вам с расспросами.
— Извинение принимается… только с одним условием.
— Каким?
