медленно стекает в правый, из правого — на подушку. Щеке мокро, но как шевельнуться и переползти на сухое? Девочка беззвучно глотает слезы. Как хотелось бы, чтобы рядом был кто-нибудь, кто прогнал бы тварей… Или хотя бы лампу настольную включили, так нет, помешаешь спать сестренке… Сестренке не страшно. Сестренка сопит носом внизу. Ей все равно.
Чтобы отвлечься, Аэниэ пытается думать о Лави. Снова и снова представляет ее — красивую, уверенную, сильную. Добрую.
'Лааавиии…' — беззвучный крик кривящимися от боли губами. — 'Лави… Зачем ты даришь им себя? Разве ты для них — единственное счастье? Они не умеют тебя ценить… Подари мне взгляд — я буду вспоминать неделю… Только коснись, даже больно сделай, что хочешь делай — только позволь быть рядом… Я буду сидеть у твоих ног, буду твоей собакой, тенью, я тебе не ровня, я хуже, я… Но я же люблю тебя… Звезда моя, единственная моя… Мой лорд, моя королева…'
Аэниэ покрепче зажмурилась, представляя себя и Лави — вместе… Нет, не тут, не в настоящем… 'Между нами слишком много всего… Как странно — там мы были мужем и женой, а здесь… Здесь я для него — почти никто. Так, одна из толпы, одна из… Все, что у меня есть — это воспоминания о счастье…' — девочка шмыгнула носом и закусила губу, — 'Нет, не надо об этом, не буду… Лучше вспоминать…'
Еще раз убедившись, что одеяло надежно укрывает ее с головой, она сосредоточилась и попыталась вызвать образ Филавандреля — такого, как сам Филавандрель и рассказывал…
Беловолосый, стройный эльф с льдистыми синими глазами…
Кидается на кого-то с мечем, кричит…
Перевязывает кому-то плечо…
С озорной улыбкой поправляет берет…
Смеется — васильковый венок съехал ему на нос…
Его лицо — близко-близко, какие огромные глаза, какие длинные ресницы…
Склоняется к ней…
Аэниэ спала.
Темная кухня. За окном в бледных столбах света от фонарей сеется мелкая морось.
На фоне окна — два черных силуэта. Один стоит, прислонившись к холодильнику, второй — сидит на подоконнике.
— Чего ты ждешь? Она же уже ради тебя готова прыгнуть хоть под колеса самосвала… — смешок. — Хоть в постель.
— Еще рано.
Щелчок зажигалки. Крохотный огонек освещает ладони, сигарету, губы. Огонек гаснет. Затяжка, выдох — дым тонкой струйкой уходит вверх.
— Ты пойми — она еще боится, — тлеющая алая точка описывает в воздухе причудливый зигзаг. — Это только кажется, что с ней можно сделать все что угодно… Если я дотронусь до нее — она шарахнется… Или хуже того — будет терпеть, сжав зубы… А потом сбежит — и все придется начинать сначала… — затяжка, выдох, — Душа и тело… Душа ее у меня и так есть, а тело может и подождать. Не то, чтобы у меня их не хватало.
— Ну да, ну да, одно вон уже… Заждалось, — усмехается собеседник.
— И еще подождет, — шумный выдох; сигарета рассыпается искрами и гаснет в пепельнице.
Звонок в дверь — Аэниэ, радостно взвизгнув, бросилась открывать. Ровно три часа — именно в это время Лави обещала прийти, чтобы попробовать уговорить мать девочки отпустить ее на КОН в другой город. Пока что сама Аэниэ не преуспела в тяжком деле уговаривания. Мать наотрез отказывалась даже думать о том, чтобы отпустить девочку одну (то, что она должна была ехать не одна, а с Лави и всей свитой, не имело значения — даже ухудшало ситуацию — 'мало ли, что это за люди!') непонятно куда (опять же — неважно, что ехать туда всего-то ночь и кусок дня) и непонятно зачем (концерты и семинары не представлялись матери важным и нужным делом). Вся надежда была на Лави.
Девочка выскочила в общий коридор, который она называла предбанником, и распахнула дверь, выходившую на лестничную клетку. Там стояла Лави — в коричневой кожаной куртке с меховым заснеженным воротником, черных джинсах и мягких сапожках до колен. В руке у нее была перевязанная бечевкой коробка.
— Привет, пушистая! — полушепотом, с обычной лукавой усмешкой, поздоровалась Лави. — Мать — Наталья Владимировна?
— Угу. Заходи скорее!
Когда они вошли в коридор квартиры, там уже стояла мать Аэниэ, скрестив руки на груди и настороженно глядя на пришедшую.
— Добрый день, Наталья Владимировна! — Лави улыбнулась ей так, словно это была ее мама. — Очень приятно, я — Светлана.
Так Аэниэ впервые услышала цивильное имя Лави — и решила, что оно ей совершенно не подходит.
Тем временем Лави вручила коробку — это оказались конфеты, причем не абы какие, лишь бы подарить и отвязаться, а очень хорошие — черный и белый шоколад, скрученный в виде ракушек причудливых форм — сняла куртку, поинтересовалась, куда ее можно повесить, стянула сапожки. Аэниэ только молча таращилась на эльфку: на той обнаружилась белая блузка с какими-то кружавчиками у воротника и черный замшевый жилет, а еще — ну да, и как она сразу не заметила?! — лицо Лави было умело тронуто косметикой. Ресницы стали чуть гуще, подведены глаза, на скулах — нанесен и растушеван легкий румянец. На безымянном пальце правой руки тускло поблескивает кольцо. Золотое.
'Ну ни фига ж себе…' — только и подумала девочка, а Лави улыбнулась ей и скользнула на кухню следом за матерью. Немного помыкавшись в прихожей, Аэниэ решила за ними не соваться — в конце концов, Лави и сама справится, а если при ней начнут говорить о ней же так, будто ее и рядом не стояло… В общем, ну их. Но ужасно хочется послушать, о чем они там…
Из комнаты было слышно очень плохо, к тому же мешали какие-то вопли, доносившиеся из телевизора в соседней комнате — сестренка смотрела свои дурацкие мультики, но отдельные обрывки фраз до девочки все же долетали.
— Очень приятно, Наталья Владимировна. Лена много о вас рассказывала… — это Лави, ну и горазда же сочинять!
— …понимаете, Света, Лена ведь еще даже следить за собой как следует не умеет… — это мать. Залившись краской до ушей, Аэниэ сжала кулаки: 'Ну, мама, спасибо!'
Стук ложечек о чашки.
— … едет весь мой клуб — мы будем жить в двух комнатах… мастера из других городов… девочка очень талантлива, ей пойдет на пользу… конечно, разумеется… мой муж тоже…
— Так Вы замужем, Света? Мне Лена не говорила…
— Да, Наталья Владимировна…
И еще минут сорок такого мучения. И когда Аэниэ начало казаться, что они уже никогда не закончат свою поучительно-воспитательную беседу, ее наконец позвали. Мать и Лави сидели за уже убранным столом. Удивительно серьезная и взрослая Лави показалась девочке чужой, чуть ли не неприятной, и Аэниэ даже передернуло, но тут Лави слегка подалась вперед, поймала ее взгляд, и она чуть не рассмеялась от облегчения — в глазах эльфки по-прежнему плясали знакомые лукавые искры.
Мать объявила девочке свое решение: ее отпускали, но только при условии, что… Последовавшие условия Аэниэ благополучно пропустила мимо ушей, рассудив, что раз они относятся к ее пребыванию в другом городе, то тут и слушать нечего. Все равно все будет так, как захочет Лави.
Пока эльфка собиралась и одевалась, мать посматривала на нее с заметной теплотой, а когда та начала прощаться, неожиданно радушно сказала:
— Спасибо, что зашли, Света. Приходите еще!
Та рассыпалась в благодарностях, потом попросила:
— Лена, открой мне ту дверь, пожалуйста. Замок у вас там странный какой-то…
