— Конечно. Нам нужно было проверить ваши показания.
Фудзио вновь охватила бешеная злоба, он вскочил и попытался ударить полицейского, но тот быстро перехватил руку Фудзио.
— Сядьте, успокойтесь, — совершенно спокойно сказал Хигаки. — Какие у вас отношения с Хатой- сан?
Фудзио сидел, сжав под столом руки в кулаки. Он ощущал себя жалким олухом. Но обсуждать отношения с Юкико было бесчестно по отношению к ней, поэтому Фудзио упрямо молчал. После довольно долгой паузы Хигаки, наконец, задал следующий вопрос:
— Насчет найденной в вашей машине саперной лопатки… Что и где вы копали ею?
Фудзио молчал.
— Где вы копали яму этой лопатой?
— Никаких ям я не копал, она просто лежала в багажнике.
Нет, копали. Вы плохо ее вымыли. Видно, что вы ею пользовались. И не в саду Юкико Хаты.
— Ну, так и вспомните за меня, где я копал яму этой лопатой! У меня с памятью проблемы. Поэтому я так и путаюсь, когда вы спрашиваете меня о том, что было. Вспомните за меня, вы меня очень обяжете.
— Хата-сан просила вам кое-что передать, — сказал Хигаки. — Она просила передать, чтобы вы скорее во всем признались. Хата-сан сказала нам, что вы никогда не помогали ей в саду.
Последние несколько дней Фудзио ломал себе голову, обдумывая, как ему выпутаться из этого дела. Нужно снять с себя подозрения, но как это сделать?
— Значит, Хата-сан передала, чтобы я сказал правду? — уныло переспросил Фудзио у Хигаки.
— Именно так она и сказала.
Фудзио сделал вид, что задумался.
— Наверное, она права, — пробормотал он после долгого молчания.
— Что вы имеете в виду?…
— Я говорю об аварии.
Хигаки лишь вопросительно уставился на Фудзио.
— Я все видел в зеркало заднего вида. Велосипедист встал, поэтому я подумал, что с ним все в порядке, и уехал. Я искренне считал, что это он был виновником столкновения.
— Вы это видели в боковом зеркале? У вас ведь сорвано зеркало заднего вида. Кто и почему это сделал?
— Я же вам говорил. Однажды я припарковался вплотную к другой машине и не смог выйти через правую переднюю дверь, а когда перелезал на левое сиденье, то держался за зеркало заднего вида, и, вероятно, слишком сильно нажал, вот оно и оторвалось.
— Вот как? А это сделал не ребенок?
— Какой еще ребенок? У ребенка сил не хватит оторвать такое зеркало.
Хигаки ничего на это не сказал. Если бы у него было больше фактов, то он продолжал бы давить на Фудзио. Но, очевидно, ничего конкретного он не накопал. Тем не менее подобные вопросы возникали постоянно, и это нервировало Фудзио.
— Почему вы решили сбежать? Была же какая-то причина? — Хигаки ждал ответа, глядя Фудзио в глаза.
— Я в тот день был слегка нетрезв.
— Вы же говорили, что не пьете.
— Обычно не пью. А тут настроение было плохое, я подумал, что не грех немного встряхнуться. Такое случалось со мной только пару раз. Если бы я затормозил, полиция меня все равно бы арестовала — за вождение в нетрезвом виде.
— Где вы пили?
— По пути купил банку в торговом автомате.
— Несмотря на то что не любите алкоголь?
— Я же сказал, что хотел поднять настроение. Лекарства тоже ведь ужасная гадость.
Казалось, Хигаки это убедило.
— Сколько вы выпили?
— Не очень много. Где-то около ста граммов. Я выпил только половину бутылки, больше не смог. Но к аварии это не имеет отношения. Я, конечно, виноват, но я не был пьян. Просто велосипедист не слишком пострадал, вот мне и захотелось сбежать, чтобы не попасться вам в лапы в нетрезвом виде.
Фудзио следовал своему сценарию: он говорил правду, поскольку Юкико просила его признаться. Он должен был сделать вид, что внял доброму совету. Фудзио считал, что его история звучит сравнительно неплохо.
— Значит, вы солгали нам насчет поездки? Что же вы делали в тот день? — спросил вернувшийся Такарабэ. Тут Фудзио опять рассвирепел.
— Я действительно ездил на побережье!
— Но пес-то околел.
— Господин полицейский! — взбесился Фудзио. — В той деревне, наверное, не одна большая собака?
— А как насчет земли на лопате? Вы утверждали, что копали ею в саду Хата-сан.
— Господин полицейский, я выразился иносказательно. Я — поэт. Я сказал то, что думал. Она была бы рада, если бы я ей помог.
— Не уклоняйтесь от темы! Вас же спрашивают не о стихах, — громко сказал Такарабэ.
— Господин полицейский, вы стихи-то хоть когда-нибудь читали? Возьмите и почитайте. Вы только о преступлениях и думаете, а о человеке забываете.
Хигаки пристально посмотрел на Фудзио и заметил:
— Кстати сказать, Такарабэ-сан хорошо разбирается в китайской поэзии. Он — лучший поэт в нашем управлении.
— Вот оно как… Приношу свои извинения.
— Чьи же стихи мне почитать? Порекомендуйте. Я ведь почти ничего не читал. Со школы только и делаю, что занимаюсь физическими упражнениями, тренируюсь.
— Наверное, вы были сорванцом…
— Я всегда предпочитал физический труд.
Фудзио мельком оглядел упругое тело Хигаки.
— Так где вы копали землю? — не унимался Такарабэ. Допрос он вел беспощадно.
— Как-то раз кое-что выкопал.
— Где?
— Где же это было?… Кажется, на плоскогорье у залива Коадзиро.
— И что вы выкопали?
— А вы когда-нибудь патрулировали на той дороге? Тамошние крестьяне высаживают капусту чуть ли не на проезжей части. Все побольше хотят получить.
— Это прежде так было. А теперь там все вокруг заасфальтировали, — Хигаки сидел как истукан. — Так на каком же поле вы копали землю?
— Я, признаться, сельским хозяйством не интересуюсь. Поле — оно и есть поле. Не болото же!
Однако Фудзио пережил настоящий шок, когда на третий день младший инспектор Такарабэ неожиданно закричал:
— Говори, ты убил ребенка?!
— Не знаю я никакого ребенка.
Фудзио был доволен, что не потерял хладнокровия.
— Хватит упираться! Мальчик оставил в твоей машине жевательную резинку, волосы и отпечатки пальцев.
Фудзио молчал.
— Как ты его убил?!
После этого Фудзио вовсе умолк, вспомнив о своем праве не отвечать. Сержант Хигаки тоже молчал и
