Теперь все прояснилось. На предметных стеклах, что Винго нашел в морозильнике, была именно эта группа крови.
Четвертая группа крови очень редкая. Она встречается лишь у четырех процентов населения.
– Мне это показалось подозрительным, – объяснил Винго. – Я же знаю, что Эмберги вас ненавидит. Он всегда так груб с вами, доктор Скарпетта, просто жалко смотреть. Вот я и спросил Фреда...
– Охранника?
– Его. Я спросил Фреда, не видел ли он кого в морге – ну, того, кого там быть не должно. А он и говорит: 'Видел я одного пижона в понедельник ближе к вечеру'. Фред начал обход, и тут ему приспичило в туалет. И вот когда он оттуда вышел, этот белый пижон как раз туда зашел – в туалет, я имею в виду. А в руках у пижона были какие-то бумажные пакеты. Фред ничего не сказал, продолжил обход.
– Это был Эмберги?
– Фред не помнит. Он говорит, для него все белые на одно лицо. Только этого типа Фред отметил, потому что у него было красивое серебряное кольцо с большим голубым камнем. Не первой молодости пижон, костлявый и практически лысый.
– Так значит, Эмберги сам с себя взял мазки? – предположил Марино.
– Мазки были изо рта, – вспомнила я. – И никаких телец Барра. Короче, сплошные игрек-хромосомы – прямые доказательства наличия члена.
– Когда вы называете вещи своими именами, я просто тащусь, – ухмыльнулся Марино. – Стало быть, Эмберги возил тампонами у себя за щеками. Ладно хоть не в заднице. Потом оставил мазки на предметных стеклах, налепил ярлык – и вперед.
– Ярлык из дела Лори Петерсен, – снова перебила я, на этот раз с сомнением в голосе.
– А потом Эмберги засунул все в морозильник, чтобы вы решили, будто у вас крыша поехала. Черт, а может, он и в базу данных влез? – Марино опять рассмеялся. – Вот здорово! Теперь мы припрем его к стенке!
Взлом базы данных произошел скорее всего в выходные, точнее, в ночь с пятницы на субботу. Уэсли заметил на экране команды в субботу утром, когда приехал за отчетом о вскрытии Маккоркла. Кто-то пытался открыть файл с делом Хенны Ярборо. Выяснить кто, разумеется, не удалось. Мы ждали, когда Уэсли получит информацию из телефонной компании.
А я-то думала, что это Маккоркл в пятницу вечером, перед тем как напасть на меня, влез в компьютер.
– Если в базу данных проник Эмберги, – напомнила я, – то ему за это ничего не будет. Он имеет право. У него есть полномочия, чтобы получать любые сведения. Мы не докажем, что он изменил записи.
Мы смотрели на окурок в пластиковом пакетике.
Подделка данных, обман... Не многовато ли 'полномочий' даже для губернатора, тем более для Эмберги? Уголовщина – она и в Африке уголовщина. Но вот сможем ли мы доказать виновность Эмберги?
Я встала и повесила халат на дверь. Надела куртку, взяла со стула папку. Через двадцать минут мне нужно было быть на заседании суда, чтобы дать показания по очередному убийству.
Винго и Марино проводили меня до лифта. Двери открылись, и я вошла в кабину.
Уже из лифта я послала мужчинам по воздушному поцелую.
Через три дня мы с Люси ехали в аэропорт. Девочка возвращалась в Майами. Я летела с ней, и у меня были на то две веские причины.
Во-первых, я хотела узнать, в каком состоянии пребывает Дороти после бракосочетания со своим иллюстратором. Во-вторых, мне требовался отпуск.
Я собиралась с Люси на побережье, в Эверглейдс, в 'Обезьяньи джунгли'. Мы увидим, как живут морские рыбы и как семинолы охотятся на аллигаторов. Мы будем любоваться закатом в Бискайском заливе и розовыми фламинго в Хайли. Мы возьмем напрокат фильм 'Мятеж на 'Баунти'', а потом купим круиз на знаменитом корабле в Бэйсайде и станем воображать, будто с нами плывет Марлон Брандо. Мы займемся шопингом в Коконат-Гроув, мы закажем морского окуня, пирог с лаймом и наедимся до отвала. Словом, мы будем делать все, о чем я мечтала в десять лет.
Мы также обсудим последние события. Люси испытала шок. Каким-то чудом девочка проснулась, только когда Марино начал стрелять. Однако Люси знала: ее тетю чуть не убили.
Люси знала также, что убийца проник в дом через окно в кабинете, закрытое и все же не запертое – она же и забыла его запереть несколькими днями раньше.
Маккоркл обрезал провода сигнализации снаружи, забрался в дом через окно на первом этаже, прошел в метре от комнаты Люси и бесшумно поднялся по лестнице. Откуда он узнал, что моя спальня на втором этаже?
Наверняка следил за моим домом – другие объяснения мне в голову не приходили.
Нам с Люси было о чем поговорить. Я нуждалась в этом разговоре не меньше, чем моя племянница. Надо будет отвести ее к хорошему детскому психологу. А может, и самой сходить к психотерапевту.
В аэропорт нас везла Эбби. Подрулила прямо к воротам, развернула машину и грустно улыбнулась.
– Хотела бы я поехать с вами...
– Поехали, – от души предложила я. – Правда, мы будем очень рады. Я проведу в Майами три недели. Телефон моей мамы у вас есть. Как освободитесь, прыгайте в самолет, и мы отлично повеселимся.
У Эбби заверещал пейджер. Она потянулась убавить звук, попутно смахнув слезу.
Конечно, она не приедет. Ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра.
