– Вызовите меня после четырех.
– Десять-четыре.
– Четыре-пятьдесят-один.
– Четыре-пятьдесят-один икс.
– Десять-двадцать-восемь на Адам-Ида-Линкольн один-семь-ноль...
Тревожные позывные били по нервам, как басы электрического органа. Марино вел машину молча. Мы проехали центр города. Витрины магазинов были уже закрыты на ночь металлическими жалюзи. Красные и зеленые неоновые вывески крикливо зазывали в ломбард, в мастерскую по ремонту обуви и в кафе быстрого обслуживания. 'Шератон' и 'Мариотт', залитые огнями, выплывали из темноты подобно лайнерам. Автомобилей на улице почти не было. Пешеходов тоже – разве что проститутки кучковались под фонарями. Они провожали наш автомобиль взглядами, и белки их глаз сверкали в темноте.
Я не сразу поняла, куда мы едем. На Винчестер-плейс Марино сбавил скорость, а поравнявшись с домом № 498 – принадлежавшим Эбби Тернбулл, – буквально пополз. Дом казался черным кораблем, флажок над парадной дверью обмяк расплывчатой тенью. Перед входом машины не было – значит, Эбби ночует в другом месте. Интересно, в каком.
Марино медленно свернул на узкую аллею между домом Эбби и соседним зданием. Машина подскакивала в раздолбанных колеях, фары выхватывали из мрака темные кирпичные стены, консервные банки, напяленные на столбы, разбитые бутылки и прочий мусор. Проехав несколько метров, Марино заглушил мотор и выключил фары. Рискуя нажить клаустрофобию, мы сидели в машине и смотрели на задний дворик дома Эбби, где по ограде вился плющ, а на газоне красовалась табличка 'Осторожно, злая собака', хотя никакой собаки не было.
Марино включил прожектор. Луч освещал ржавую пожарную лестницу на стене. Все окна были закрыты, в темноте тускло поблескивали стекла. Кресло поскрипывало под тяжестью доблестного сержанта, пытавшегося выхватить из мрака каждый закоулок пустого двора.
– Ну же, – произнес он, – скажите что-нибудь. Мне не терпится узнать, что вам приходит в голову – то же, что и мне, или нет.
Я сказала очевидную вещь.
– Табличка 'Осторожно, злая собака'. Если бы убийца сомневался, есть собака или нет, он бы поостерегся лезть в окно. Ни у одной из женщин не было собаки. Иначе они, возможно, не погибли бы.
– В точку!
– Кроме того, – продолжала я, – подозреваю следующее: вы пришли к выводу, что преступник знал: табличка стоит исключительно для мебели, у Эбби – или у Хенны – не было собаки. А вот откуда у него эти сведения?
– Вот именно, откуда? – эхом отозвался Марино. – Разве что он специально выяснял.
Я промолчала.
Марино сжал в кулаке зажигалку.
– Похоже, он уже бывал в этом доме.
– Не думаю.
– Хватит играть в молчанку, доктор Скарпетта, – мягко произнес Марино.
Трясущимися руками я достала сигареты.
– Все это так и стоит у меня перед глазами. Да и у вас, наверное, тоже. Представляю типа, который уже раньше был в доме Тернбулл. Он понятия не имел, что у Эбби живет сестра, зато убедился, что журналистка не держит никаких собак. Да еще сама мисс Тернбулл, будь она неладна, знает нечто такое, что парню ой как хочется сохранить в тайне.
Марино помолчал. Я чувствовала на себе его взгляд, но не желала ни смотреть на него, ни отвечать ему.
– Понимаете, он с нее уже кое-что поимел. И возможно, далеко не все, что ему хотелось. Он не удовлетворен, ему нужно больше. Несостыковка в сценарии, так сказать. К тому же он боится, что она на него заявит. Она ведь журналистка, та еще пройдоха, черт ее возьми. Ей платят за то, что она раскрывает грязные тайны. И не сегодня-завтра она расколется. – Марино снова посмотрел на меня, но я была как кремень. – И что ж ему прикажете делать? Он решает замочить журналистку и оформить все так, будто и она стала жертвой маньяка. Одна маленькая проблема – он не знает, что в доме мисс Тернбулл живет ее сестра. Не знает также, где находится спальня Эбби, потому что в прошлый раз ему хватило и гостиной. Вот парень и попадает не в ту спальню. А почему? Потому что свет горел только в комнате Хенны, так как Эбби была в Нью-Йорке. Отступать поздно. Он зашел слишком далеко и должен довести дело до конца. Он убивает ее...
– Больц не мог этого сделать, – произнесла я, сдерживая дрожь в голосе. – Больц никогда бы на такое не пошел. Он не убийца – кто угодно, только не убийца.
Повисло молчание.
Наконец Марино медленно поднял на меня глаза и стряхнул пепел с сигареты.
– О-очень интересно. А ведь я не называл фамилий. Но раз уж вам на ум пришел Больц, не соизволите ли развить свою мысль?
Я прикусила язык. Слезы подступали к глазам, копились в горле. Не заплачу, не дождется! Чертов коп не увидит моих слез, такого удовольствия я ему не доставлю!
– Послушайте, доктор Скарпетта, – произнес Марино уже гораздо мягче, – я не хотел ловить вас на слове. То есть я хотел сказать, ваша личная жизнь – это ваше личное дело, я не собираюсь в нее лезть. Вы взрослые свободные люди. Но мне кое-что известно – я видел Больцеву машину у вашего дома...
– У моего дома? – Вот уж не ожидала. – А что вы де...
