– Ладно.
– Ты нас возьмешь?
– Да.
– Слово? – спросила Бет. Голос ее выдавал мучительную неуверенность.
– Обещаю, Бет. Я знаю, каково это, когда тебя подводят и бросают. Я ни с кем так не поступлю, а тем более – с тобой.
Она неловко поерзала. Ей было приятно слышать от него такие слова и особенно – таким отеческим тоном. Никто на Коблате так с ней не говорил.
– Ладно, – решился Джед. – Дело такое – у меня есть время и координаты сбора для нашей системы. – Он вытащил из кармана клип и засунул в настольный процессорный блок. На дисплее появился сложный график. – Здесь показано, когда и где появится корабль с Валиска, чтобы забрать туда тех, кто готов отправиться. Нам надо всего лишь нанять межорбитальник, чтобы туда попасть.
В доме Афины, как всегда казалось Сиринкс, царили покой и благодать. Вин Цит Чон и психологи, без сомнения, назвали бы это эффектом возвращения в материнское чрево. И если ей, Сиринкс, эта мысль кажется забавной, сказала она себе, то это верный признак выздоровления.
С Йобиса она вернулась два дня назад и, пересказав Вин Цин Чону все, что узнала от Мальвы, направила «Энона» на Ромул, к причалам промышленной станции.
– Наверное, мне следует радоваться, что ты летаешь курьером для нашей разведки,– заметила Афина. – Врачи, верно, считают, что ты оправилась.
– А ты – нет?
Сиринкс брела вместе с матерью по саду, который с каждым годом зарастал все сильнее.
– Если ты не уверена в этом сама, то что могу сказать я?
Сиринкс улыбнулась. Жутковатая догадливость матери ее почему-то взбодрила.
– Мама, не надо вокруг меня квохтать. Работа – лучшее болеутоляющее, особенно если ее любишь. А у капитанов по-другому не бывает.
– Я хочу, чтобы мы снова летали вместе, —настаивал «Энон». – Нам это обоим полезно.
На миг и мать, и дочь ощутили окружавшие «Энона» леса. Техники трудились в нижней части его корпуса, устанавливая пусковые установки для боевых ос, мазерные пушки и сенсорные капсулы военного образца.
– Ну хорошо,– уступила Афина. – Похоже, что меня одолели числом.
– Все будет в порядке, мама. Отправляться прямо во флот – это было бы слишком. Но курьерская работа тоже важна. Мы должны выступить против одержимых едином фронтом. Это жизненно необходимо, и космоястребы играют в этом важнейшую роль.
– Ты не меня пытаешься убедить.
– Господи Иисусе, мама! Все вокруг меня разом стали психиатрами! Я уже взрослая, и мои мозги не настолько пострадали, чтобы я не могла решать за себя сама.
– Господи Иисусе?
– Ой.– Сиринкс ощутила, как краснеют ее щеки – только мать умела вогнать ее в краску! – Один мой знакомый всегда так ругался. Мне показалось, что сейчас это очень уместно.
– А, да. Джошуа Калверт, известный ныне как «Лагранж» Калверт. Ты в него была когда-то очень влюблена?
– Ни капли! А почему «Лагранж»?
Сиринкс с растущим недоверием слушала, пока Афина объясняла, какие события на орбите Муроры дали Джошуа эту кличку.
– О, нет! Подумать только, что эденисты должны быть ему благодарны! И что за идиотская выходка – прыгать в точку Лагранжа на такой скорости! Он мог погубить всех на борту! Безответственность какая.
– Надо же! Это похоже на большую любовь.
– Мама!
Афина расхохоталась от восторга, что так удачно поддела дочь. Они дошли до первого из окаймлявших сад прудов с лилиями. Сейчас на пруд падала густая тень разросшихся за последние тридцать лет золотых тисов, чьи ветви склонялись к самой воде. Сиринкс глянула в черную глубину, и бронзовые карпы попрятались от нее под плоскими плавающими листьями.
– Тебе стоило бы направить домошимпов, чтобы подстригли тисы,– заметила она. – Они слишком затеняют пруд. Кувшинок совсем не стало.
– Почему бы не посмотреть, как будет развиваться биотех естественным путем?
– Потому что это некрасиво. А обиталище – не естественная среда.
– Ты никогда не любила проигрывать в споре, да?
– Ничуть. Я всегда готова выслушать альтернативную точку зрения.
Сродственный канал наполнился доброжелательным скепсисом.
– Ты поэтому так внезапно обратилась к религии? Я всегда думала, что ты более других подвержена этому заблуждению.
– О чем ты?
– Помнишь, как Вин Цит Чон назвал тебя туристкой?
– Да.
– Это был вежливый способ выразить простой факт – ты недостаточно уверена в себе, чтобы искать собственные ответы на вопросы, которые ставит жизнь. Ты вечно ищешь, Сиринкс, но не знаешь, чего. Религия не могла не привлечь тебя. Сама концепция спасения верой существует, чтобы поддерживать усомнившихся в себе.
– Есть разница между религией и духовностью. Вот с этим всей нашей культуре, всем эденистам придется примириться – нам, обиталищам, космоястребам.
– Да, тут ты до обидного права. Должна признать, мне и самой радостно было узнать, что мы с «Язиусом» соединимся снова, пусть даже в самых скорбных обстоятельствах. Это делает жизнь терпимее.
– Это лишь один аспект. Я думала о переносе наших воспоминаний в обиталище по смерти. На этом основано все наше общество. Мы никогда не боялись смерти так, как адамисты, и это поддерживало наш рационализм. Теперь мы знаем, что нам суждена бездна, и весь процесс переноса кажется насмешкой. Только вот...
– Продолжай.
– Латон, будь он проклят! Что он хотел сказать своим «великим путешествием»? Что нам не следует опасаться вечного заточения в бездне? А Мальва фактически подтвердила, что он говорил правду!
– Думаешь, это плохо?
– Нет. Если мы правильно поняли его слова, бездна – это не только вечное чистилище. Это было бы прекрасно.
– Ты права.
– Тогда почему он не сказал нам прямо, что нас ждет? И почему только мы избежим этой ловушки, но не адамисты?
– Может быть, Мальва помогла нам больше, чем тебе кажется, сказав, что ответ кроется в нас самих. Если бы тебе его подсказали... ты не найдешь его сама. Познание и обучение – не одно и то же.
– И почему это должен был быть Латон? Единственный, кому мы не можем до конца доверять.
– Даже ты ему не веришь?
– Даже я, хотя и обязана ему жизнью. Он Латон, мама.
– Может быть, поэтому он и не сказал нам – зная, что мы ему не поверим. Но он советовал нам
