– Против критики я никогда не возражала, – ответила матушка. – Ты меня знаешь. Я на критику не обижаюсь. Никто не может сказать, будто я обижаюсь на критику…
– И правда не может, – подтвердила нянюшка. – Если не хочет потом пузыри пускать.
– Просто я не выношу несправедливости, – продолжала матушка. – И прекрати ухмыляться! Да и вообще, не понимаю, чего так переживать? Ну походил он пару дней лягушкой, что, беда большая?
– А госпожа Уилкинс говорит, что он до сих пор сам не свой до купания, – ввернула Маграт. – Мол, плавание теперь стало его любимым занятием.
Некоторое время стояла унылая тишина.
– Может, здешние ведьмы совсем по-другому выглядят? – безнадежно предположила Маграт. – Ну там, одеваются иначе, летают на чем-то другом…
– Ведьмы бывают только одного рода, – сказала матушка. – Нашего.
Она обвела взглядом комнату. «Конечно, – думала она, – если кто-то, допустим,
– По крайней мере, здесь тепло и сухо… – начала было нянюшка.
Тут один из стоящих за ее спиной завсегдатаев таверны, запрокинув голову, громко расхохотался и случайно плеснул ей на спину немного своего пива.
Нянюшка что-то пробормотала себе под нос.
Маграт увидела, как обидчик собрался сделать очередной глоток, поднес кружку к губам и вдруг, выпучив глаза, уставился на ее содержимое. Судорожно отшвырнув от себя кружку, он протолкался сквозь толпу посетителей и опрометью выскочил на улицу, держась за горло.
– Что ты сделала с его пивом? – спросила Маграт.
– Мала ты еще, чтобы все тебе рассказывать, – пробурчала нянюшка.
Там, дома, ведьма, которой вздумалось отыскать свободный столик… она просто находила его. Одного вида остроконечной шляпы было вполне достаточно. Люди старались держаться на почтительном расстоянии и время от времени посылали ведьме какое-нибудь угощение. Знаки уважения оказывали даже Маграт, и вовсе не потому, что кто-то опасался ее, но потому, что неуважение к одной ведьме означало неуважение ко всем ведьмам сразу, а никому не хотелось, чтобы появилась матушка Ветровоск и популярно все объяснила. Здесь же ведьм толкали и пихали так, будто они были самыми обычными людьми. Только ладонь нянюшки Ягг, предупредительно лежащая на руке матушки Ветровоск, оберегала с дюжину развеселых гуляк от противоестественного превращения в земноводных. Однако долготерпимость нянюшки тоже была на исходе. Нянюшка Ягг всегда гордилась своей простотой и приземленностью, но есть приземленность, а есть приземленность. Взять, к примеру, этого принца, как его там, ну из детской сказки, который обожал переодеваться простолюдином и так расхаживать по своему королевству. Она всегда подозревала, что маленький извращенец заранее давал людям понять, кто он есть на самом деле, – на тот случай, если кому-нибудь взбредет в голову повести себя по отношению к нему слишком уж просто. Это было все равно что валяться в грязи. Валяться в грязи забавно до тех пор, пока ты знаешь, что впереди тебя ждет горячая ванна, а вот валяться в грязи, когда впереди тебя ждет все та же грязь, – в этом ничего забавного нет. Нянюшка пришла к некоему заключению.
– Эй, а почему бы нам не выпить? – весело вопросила она. – Опрокинув стаканчик-другой, сразу чувствуешь себя лучше.
– Ну уж нет, – буркнула матушка. – Мне вполне хватило той твоей травяной настойки. Точно говорю, был там градус. После шестого стаканчика у меня так в голове зашумело… Не-ет, больше это заграничное пойло я пить не буду.
– Тебе все равно нужно чего-нибудь глотнуть, – попыталась успокоить ее Маграт. – Я так просто умираю от жажды. – Она обвела взглядом облепленную народом стойку. – Может, у них тут есть какой- нибудь фруктовый напиток или что-нибудь вроде?
– Сейчас выясним, – кивнула нянюшка Ягг. Она встала, взглянула на стойку и незаметно вытащила из шляпы булавку. – Я сейчас.
За столом воцарилось мрачное молчание. Матушка сидела, уставившись куда-то в пространство.
– Тебе действительно не стоит принимать все так близко к сердцу. Уважение – вещь преходящая, – сказала наконец Маграт, пытаясь залить целительным бальзамом душевный пожар. – Лично мне редко когда не выказывают уважение. Так что это не проблема.
– Если тебя не уважают, значит, ты никто, – с отсутствующим выражением заметила матушка.
– Ну не знаю. Я всю жизнь как-то обходилась, – ответила Маграт.
– Это потому, Маграт Чесногк, что ты мокрая курица, – сказала матушка.
Последовала короткая раскаленная пауза, звенящая от слов, которым не следует срываться с языка, но как раз в этот момент со стороны стойки донеслось несколько удивленных болезненных вскриков.
«Я же всегда знала об отношении ко мне матушки, – убеждала себя Маграт, укрывшись за накаленными стенами своего замешательства. – Просто никогда не думала, что она когда-нибудь выскажет все это вслух. И ведь она же не извинится, потому что не такой она человек. Считает, что всякие гадости, которые тебе наговорят, быстро забываются. А я так хотела, чтобы мы с ней снова стали друзьями. Если только у нее вообще могут быть друзья…»
– А вот и мы, – объявила нянюшка Ягг, возникая из толпы с подносом в руках. – Фруктовые напитки, извольте вам.
Она уселась и окинула подруг подозрительным взглядом.
– Из бананов, – добавила она в надежде высечь из обеих ведьм хоть искорку интереса. – Помню, наш Шейнчик однажды привез банан. Ну и смеху было! Я этого здесь спрашиваю: «Какие у вас тут пьют фруктовые напитки?» – вот он мне и сделал. Из бананов. Банановый напиток. Вам понравится. Здесь все это пьют. Там бананы.
– Да, ничего не скажешь… вкус странный, – подтвердила Маграт, осторожно пробуя свой. – А сахар там тоже есть?
– Скорее всего, – ответила нянюшка.
Она бросила взгляд на задумчивое, нахмуренное лицо матушки, вытащила карандаш и профессионально облизнула кончик.
В конце концов они нашли конюшню. Вот и здорово, благодушно констатировала нянюшка Ягг, в конюшне будет даже теплее и чище, чем в любом ихнем хотеле, и вообще, в заграницах миллионы людей с радостью отдали бы правую руку за такое удобное, сухое место для ночлега.
Но это было все равно что резать лед пилой из мыла.
Ведьмам поссориться – что подпоясаться.
Маграт никак не могла заснуть и лежала в темноте, подложив под голову котомку с одеждой и слушая, как капли теплого дождя стучат по крыше.
«С самого начала все пошло не так, – думала она. – Даже не знаю, и почему я позволила им отправиться со мной? Я взрослая девушка и способна сама со всем справиться, во всяком случае хотя бы раз, но они всегда обращаются со мной так, будто я… будто я какая-нибудь мокрая курица. И почему я должна мириться с вечными ее придирками и грубостью? Да и вообще, кто она такая? Что бы там нянюшка ни говорила, к ведьмовству она практически не прибегает. На самом деле большую часть времени она только орет и пугает людей. Нянюшка, напротив, желает добра, но она совершенно лишена чувства ответственности, я думала, что умру со стыда, когда в таверне она начала распевать „Песню про ежика“. Надеюсь, там никто ничего не понял…
А фея-крестная здесь я. Сейчас мы не дома. В заграницах все должно делаться иначе, не так, как у нас…»
Она поднялась на рассвете. Другие две ведьмы еще спали, хотя слово «спали» чересчур
