– Он самый. Ты это зря.
– Что зря?
– Зря ищешь: вторая обойма – тоже пустая.
– Ты что, меня раздевал? Нет, честное слово, ты – дьявол!
– Ты разве не знал?!
– Не до такой же степени!?
Виталий попятился. Потом повернулся и побежал, временами оглядываясь.
Петя ухмыльнулся, хотелось по киношному разразиться «дьявольским» хохотом, развлечься: «улететь» вперед «на пропеллере», чтобы окликнуть или подставить ножку. Но он не тронулся с места, вспомнив, как в Венеции, когда стало плохо, Виталий взял его за руку, потащил в «тратторию», на площади Святого Джеремия успокоил и накормил, как отец родной. Хорошее трудно забыть. Ужасно другое: там был человек, имеющий имя. Здесь был незнакомый, утративший юмор, мстительный тип по кличке Шериф. Метаморфоза произошла на глазах. Словно актер вышел на сцену и, вдруг, забыл роль.
8.
Петя повернул к дому. Но не успел сделать пары шагов, как заиграл телефон. Галкин взял трубку: «Я вас слушаю!» – телефон молчал. «Кто это? Это ты, „Шериф“?»
– Это я – Виталий. Нам надо поговорить.
«Надо так надо, коли, не шутишь. Идем ко мне» – сказав это, Петя спрятал телефон и направился к дому. Неожиданно, почувствовав тревогу, он ускорил шаги и сходу перешел на «пропеллер». Рядом с подъездом Галкин заметил милицейский наряд и так же «пропеллером» понесся обратно. Он появился «из воздуха» прямо перед Черновым.
«Черт!? Не могу привыкнуть, как это тебе удается?!» – проворчал Виталий.
– Сам не понимаю.
– Да иди ты, знаешь куда!
– Ну, хватит рычать!
– Я вижу, ты хочешь сказать, что к тебе нельзя, там – милиция.
– Верно! Как ты догадался?
– Я не догадывался. Ты мне передал свои мысли.
– Каким образом?
– Не знаю. Наверно, внушением или гипнозом.
– Чепуха!
– Не ври! Я чувствую.
– Что ты чувствуешь?
– Когда на меня воздействуют, то на тыльной стороне ладоней, как иголки покалывают.
«Этого еще не хватало!?» – подумал Галкин.
– Ну, допустим, я передал тебе мысли. А я объяснил, почему нельзя? Разве мы боимся милиции?
Чернов задумался, потом неуверенно сказал: «Вроде бы, не объяснил».
«Господи, что с ним происходит?!» – дивился Галкин.
– Опомнись, Виталий! Они поджидают тебя!
– Почему!?
– Разве не ты застрелил Тарана?
– Кажется, я.
– Зачем ты это сделал?!
– Он был бандитом. На его совести – не одна жизнь.
– Поэтому ты поручил ему следить за мной?
– Я и тебя хотел кокнуть. Разве ты не такой же, как он?
– Я кого-нибудь убил?
– Возможно, физически – нет. Но ты был дьявольским злом. Ты подводил людей к краю пропасти – им оставалось только самим броситься вниз.
– Каких людей?
– Вот здесь мы не поймем друг друга! Я о тех, кто способнее и удачливее остальных, о тех, кому больше дается и кому больше нужно!
– Кончай философию! Раз «физически» не убивал, то и не о чем говорить. Лучше скажи, как объяснишь Румянцеву, почему застрелил Таранова.
«Разве ему объяснишь! Он такой же урод, как и ты!» – в голосе Чернова звучал пафос безумия.
– А ты – не урод?
«В известной степени тоже.» – ухмыляясь Чернов потирал руки.
– Что, иголочки покалывают?
– Чувствую, ты мне что-то внушаешь!
Галкин, вдруг, вспомнил записанные на диктофон, сказанные какому-то Прокопьичу слова Баркова о «Шерифе», «Он мне, как младший братишка. Только после аварии с ним не все ладно. Да, до сих пор».
«Ну, вот что, поехали!» – предложил Петр: у него зрело решение.
– Куда?
– Ко мне мы с тобой не пойдем.
– Почему?
– Там ждут.
– Кого ждут?
– Не понял!?
– Постой! Хочешь сказать, у подъезда Румянцев поджидает меня!?
– Наконец-то дошло!
«Что же мне делать?» – по-детски спросил Виталий. При этом он выглядел совершенно беспомощным. Казалось еще немного, и расплачется. Было очевидно, на человека волна за волной накатывало помутнение разума.
– Ты сам сказал, надо поговорить. Идем на стоянку. Возьмем машину, прокатимся по городу, а заодно и поговорим.
Они взяли чуточку левее и, обойдя несколько домов, подошли к платной стоянке. Через несколько минут они уже выезжали за ворота. «Виталий, ты чувствуешь, что тебе сейчас трудно работать?» – спросил Петя.
«Работать!? – удивился Чернов. – После Италии я еще, можно сказать, не работал. Пока числюсь в отпуске. А ты?»
– Работаю. Сегодня уже кое-что сделал. И завтра предстоит кое-что.
– Хочешь сказать, что тебе надо выспаться? Дескать, баиньки пора?
– Ничего сказать не хочу.
– Твои ахламоны довольны, что никто больше не лезет их крышевать?
– Довольны.
– Не повезло Ворону: не ждал, что нарвется на такого, как ты!
– Думаешь, я радуюсь?
– Во всяком случае, не больно печалишься.
«Вот сейчас он, как будто нормален», – отметил про себя Петя, выезжая на Дмитровское шоссе.
– Это от меня не зависит. Что я могу поделать?
– Самое лучшее, что ты мог бы сделать… не родиться совсем!
– Может, ты прав. Но раз уж такое случилось, надо терпеть.
– Терпеть-то приходится не тебе!
– Ты всерьез предлагаешь исчезнуть?
– Почему бы и нет. Это было бы гениально!
– Как ты себе это представляешь? Хочешь, я сейчас выеду на встречную полосу?
– Нет, не надо! Я тебя знаю, ты успеешь выскочить. А я еще пожить хочу!
– Чернов, ты – эгоист.
– Не отрицаю! Вообще, это совсем неплохо.
