Марина кивнула, в душе уже пожалев, что вообще заговорила об Алеше и его болезнях. Но она на самом деле не понимала, как Гришка, имея возможность усыновить здорового ребенка, не предусмотрел всех нюансов.
«Воистину, это чисто русское – создать себе проблему, а потом решать ее героическими усилиями!»
Хохол хмуро молчал, крутил в руках вилку, пытаясь успокоиться. Ему тоже не понравились слова Марины, но спорить с любимой женщиной в первый день после разлуки он не хотел. Протянув руку, он пощупал ее лоб:
– Котенок, тебе не пора полежать? Горячая опять.
Бес фыркнул:
– Ага, сходи, охлади ее немного.
– Ты не зарвался, родственник? – поинтересовалась Коваль, прищурившись.
Бес заржал еще громче:
– Ну, Жека, я тебе не завидую! Это не баба, а…
– Так, хватит! – отсек Хохол. – Других тем нет?
Он поднялся и потянул Марину за руку:
– Идем, померим температуру.
В комнате Коваль опустилась на кровать, сбросив шлепанцы, а Женька сунул ей под мышку градусник.
– Может, тебя накрыть? – Он погладил ее бедро, открытое разошедшимися полами халата.
– Боишься не удержаться?
– Уже… – пробормотал он, перемещаясь к ее ногам. – Только не мешай мне…
– У меня градусник…
– Ну и что? Вот и держи, чтоб не выпал.
«Господи… я и не знала, что прикосновение губ к колену так заводит…» – подумала она про себя, закрывая глаза и выгибаясь от удовольствия.
– Да, Женечка… О, черт! – взвизгнула она вслух, когда Хохол добрался до живота и впился в него губами со всей силы.
– Больно?
– Синяк будет!
– И пусть… пусть синяк, – не прекращая своего занятия, пробормотал Женька. – Повернись…
– Да не могу я – градусник! – простонала Марина, и Хохол заржал:
– Давай его сюда… Ну-ка, посмотрим… Ого, тридцать девять почти! Сейчас таблетку…
– Не надо! – схватив за руку, Марина вернула его обратно на постель и развязала свой халат, под которым не было ничего, кроме тонких голубых трусиков, но и их Женька мгновенно разорвал. – Женя, ну по-другому нельзя, что ли?
– Нет. Иди сюда…
…Температуру, оказывается, можно лечить и нетрадиционным методом…
После обеда Женька, заставив Марину надеть спортивный костюм, вывел ее на улицу, усадил в шезлонг под тентом и сам пристроился рядом, взял ее руку в свою. Егорка и Алеша играли в большой песочнице под присмотром Гены и няни Карины, Виола уехала в город, а Бес отдыхал в гамаке, подвешенном между двух больших сосен. Было так тихо и спокойно, что даже тонкий писк комаров слышался отчетливо. Дети сосредоточенно строили что-то высокое, Гена помогал, а Карина не сводила глаз с маленького Леши.
– Ты посмотри, котенок, – наш-то как будто старше, уступает, помогает, – заметил Женька, кивнув в сторону играющих мальчиков. – Надо же, как отличаются…
– Конечно. Наш рос дома, его любили, баловали, носили на руках, целовали на ночь или когда коленку разбивал… А у Лешки никого не было. Я ведь знаю, как это – когда никто тебя не пожалеет, не поцелует, просто по голове не погладит… – вздохнула Коваль, прикрыв ладонью глаза от яркого солнца. – Жек, я очки забыла…
– Я принесу, Мэриэнн, – раздался за спиной голос Никиты, и Марина вздрогнула:
– Ты здесь откуда?
Телохранитель вышел из тени, приблизился к шезлонгам и, не обращая внимания на откровенно- неприязненный взгляд вмиг подобравшегося Хохла, спросил:
– На балконе?
– Да… – растерянным тоном отозвалась совершенно деморализованная Коваль.
– Сейчас.
Никита своей пружинящей походкой пошел к дому, провожаемый все тем же недобрым взглядом Женьки. Когда высокая, крепкая фигура в белых джинсах и майке скрылась, Хохол тоном, не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовался, нервно сунув в рот сигарету:
– Это что еще за фокусы?
Он видел, что обычно нахальная и самоуверенная Марина вдруг растерялась и никак не может прийти в себя, и понимал, что причина этого, скорее всего, вот этот молодой красавчик, хотя подобная мужская внешность никогда не привлекала Коваль. И то, что сейчас она медлит с ответом, тоже говорило в пользу этой догадки.
– Что молчишь, котенок? Сказать нечего или есть, что скрыть?
Она мотнула головой, но опять промолчала. И Женька завелся не на шутку, вскочил и рявкнул, забыв, что рядом дети и охранник с няней:
– Что, успел тебя отоварить парнишка?! То-то я и гляжу – в кустах сидит, зыркает! Где он, на хрен?! Башку, сука, отрежу!
Коваль опомнилась только после этих слов, вскочила на ноги и закатила разъяренному любовнику оплеуху:
– Спятил?! Ты с кем разговариваешь?! – И не рассчитала – Хохол, развернувшись, ударил ее наотмашь по щеке так, что она упала…
– Ма-ама! – заорал Егорка, метнувшись из песочницы к матери, но на полдороги развернулся и вдруг с размаху ударил Хохла кулачком в бедро – куда достал.
Женька удивленно уставился на него сверху вниз, но Егор, задрав головенку, сжал кулаки и не отвел взгляда. Из Хохла словно выпустили воздух, он рухнул рядом с Мариной на колени и попытался поднять ее, но Егор толкнул его:
– Не трогай! Это моя мама, не трогай ее больше! Ты ее не любишь, ты ее ударил! – Голос задрожал, и мальчик, не выдержав, расплакался.
– Не надо, сынок. – Марина села, вытирая кровь, каплями стекающую из рассеченной губы. – Иди ко мне. Не надо плакать, все хорошо…
От шума и криков проснулся в гамаке Бес, выбрался и бросился к песочнице, где Карина пыталась успокоить плачущего от испуга Алешу, потом развернулся и подскочил к Марине и Хохлу:
– Ты охренел, сволочь?! На глазах у детей бабу бить?!
– Займись своими делами! – неласково посоветовала Марина, вставая на ноги и беря за руку Егорку.
– Нет, стой! – Он перехватил Марину за рукав костюма, однако она так резанула его взглядом, что Гришка невольно отступил. – Ты… чего?
– Меня сегодня уже били по лицу, хватит! Идем домой, Егор.
Марина, держа сына за руку, пошла к дому, а Хохол взвыл и кинулся было следом, но наперерез ему шел Гена, а сзади оказался Бес.
– Жека… не глупи, не трогай ее сейчас, – взяв его под руку, сказал Гена. – Пусть немного уляжется. Ну, что устроил-то, ей-богу?
– Мою женщину никто не будет трогать, кроме меня!
– А ее никто и не трогал – она ведь не шалава подзаборная.
– Придурок ты ревнивый, – присолил Бес, беря со столика сигарету и зажигалку. – Да только за то, как она тебя с кичи тянула, ее уже на руках носить всю жизнь! А ты – по лицу при сыне… Идиот
