Нюргун Боотур Стремительный

Не примет трех твоих темных теней!
Пусть нижний страшный путь
Никогда не пропустит тебя!
Жертвой несчастья стань
На девяти поворотах дорог!
Попадай в беду, пропадай
На восьми перекрестках дорог! —

Такое проклятие прокричав,
Все пути зловеще закляв,
Черный, чалый ворон,
Как тень, улетел,
Скрылся на северной стороне
Хмуро нависших небес.

Услышав заклятье его,
Ничего не сказал Нюргун Боотур,
Только вдруг усталость почувствовал он,
Внезапно спать захотел;
Дрему не в силах преодолеть,
Прямо на землю он прилег
И сразу крепко заснул.
Так беспамятно он заснул,
Так он громко во сне храпел,
Что отгул раскатывался вдалеке,
Откликался эхом стократ
По чащобам темных лесов,
По ущельям горных хребтов...
Как мехи кузнеца Куэттээни,
Подымались его бока,
Раздувались ноздри его.
От могучего дыханья его
Шумела степная трава,
Шелестела густая листва,
Раскачивались дерева.
Так в пустыне бедственной той
Тридцать суток проспал Нюргун...

Налетели белые облака,
Навалились черные облака,
Повалил, закружился снег,
Закипел свирепый буран,
Стало холодно на земле...

Ночь прошла,
Пурга улеглась,
Солнце выглянуло,
Блеснув на снегу,
Засвистела пташка в кустах...
Семь оленей пегих в упряжке одной
Вылетели из чащи лесной,
Испугались, шарахнулись вбок
И остановились, дрожа...
Тут на длинных нартах своих
Показался старый тунгус — Сортол,
Выронил он из рук
Погоняльную палку свою.
Пытался палку достать,
Да не мог дотянуться рукой...
Плачущим голосом стал
Жалобно он причитать...

ТУНГУС СОРТОЛ[190]

Аарт-татай! А, приятель-сосед!
Ох, старость моя...
Ох, усталость моя!
Что хуже и тяжелей
Долгих дорожных мук,
Боли обмороженных рук?

Я — самый убогий,
Бедный тунгус —
Измучен, простыл до костей,
Изголодавшийся и больной
Еду — еле живой...

Стремительный Нюргун Боотур,
Если бы он не спал,
Пожалел бы меня, старика,
Уж он-то помог бы мне.

Сестрица моя, Айталыын Куо!
Пожалуйста, палку мою подыми!
Нечем без палки мне погонять
Упрямых зверей моих,
Упряжных оленей моих! —
Так Сортол сказал