Нюргун Боотур Стремительный

С темным ободком на глазах;
Белоснежная птица-стерх —
Красные ножки,
Граненый клюв —
Раскрыла крылья свои
И кругами широкими в высоту
Медленно поднялась,
Бросив звонкий, прощальный крик.

Славный Юрюнг Уолан
Перевернулся на ровной земле
И обернулся вдруг
Быстрым соколом
С бубенцом на хвосте,
С белой обнизью на груди;
И полетел высоко,
Над погибельно-мутным огнем,
Над пучиной моря
Муус-Кудулу...

Словно стерлядь, черной стрелой
Рассекающая быстрину,
Соколом он
Высо́ко взлетел;
На неподвижных крыльях паря,
Над морскою бездной перенесясь,
Стремительно опускаться стал
И увидел с высоты
На дальнем другом берегу,
На плоском темени черной скалы,
На стесанной столо́вой горе,
На гладкой вершине ее,
На опоре Нижнего мира всего
Ржавый, огромный
Железный дом,
С кровлею, как высокий курган,
С тридцатью пристройками по бокам.

Близ железного дома того
Дремал восьминогий змей;
Дымилась черная пасть
Дыханием огневым...
На утесе, остром, словно копье,
Медная идолица Эмэгэт[198]
С дитятю двухлетнего величиной,
На спине крутясь,
Одержимо вертясь,
Вскрикивая,
Подпрыгивая,
Как сверчок, звенеть начала.

ГОЛОС МЕДНОЙ ИДОЛИЦЫ

Алаатанг!!! Улаатанг!!!
Ай, боюсь...
Чего-то страшусь!
К чему бы — с ночи весь день
Буйно шумит, плещет, гремит,
Будто вещает беду,
Бездна пучины морской!

Эй, дядя Усутаакы, очнись,
Спишь — проснись,
Лежишь — подымись!
Слышу крыльев звон,
Слышу перьев шум...

Алаатанг!!! Улаатанг!!!
Жарко мне,
Голова горит...
Не драка ли к нам летит,
Не битва ли нам грозит?
Чья же кровь теперь
Ручьем побежит?

Абытай-халахай!!!
Айакка-дьойокко[199]!!!
Чья толстая кожа теперь
Распорота будет в бою?
Чье живое сердце теперь
Вырвано будет из клетки грудной?
Чей затылочный позвонок
Рассечет широкий клинок?
Чьи глаза закроются навсегда?
Летит вражда,
Шумит беда!.. —

Тут идолица, вертясь,