Кардигана. — Я все знаю. Он дал вам адрес в Интернете. Возвращайтесь ко мне, мы уже поняли, как он связывается со своим информатором.
— Что? Что вы сказали? — Он не мог отвести глаз от тяжелого взгляда Барлаха, смотревшего на него не мигая. В этом взгляде была смесь ненависти, презрения и удовлетворения от унизительного состояния американца. Кардиган отпрянул, убрал телефон.
«Как они все поняли?» — подумал Кардиган и, не прощаясь, вышел из палаты. Двое охранников, стоявших у палаты, взглянули на него, но ничего не спросили. Они слышали его крики. Кардиган сжал губы. Теперь о его срыве узнают все. Страус наверняка постарается. Он пошел по коридору в самом скверном настроении.
Приехав к Страусу, Кардиган вошел в его кабинет и встал перед столом резидента, даже не поздоровавшись.
— Каким образом он связывается со своим информатором? Или у него появилась возможность телепатического общения? — зло спросил Кардиган, вспоминая их разговор о подобных способностях Барлаха.
— Нет, — спокойно ответил Страус. — Сядьте и успокойтесь, Кардиган. Способ довольно простой и надежный. Мы проверили все возможности и поняли, каким образом он получает информацию. Из газеты.
— Из какой газеты? — не понял Кардиган. — О чем вы говорите?
— Сегодняшний номер «Зюддойче Цайтунг», — поднял газету Страус. — Там указан адрес, который вам дал Барлах. Можете проверить. Мы уточнили, какие газеты читал Барлах в больнице и в нашем госпитале. Выяснилось, что он регулярно просил принести ему «Зюддойче Цайтунг». Вот и вся разгадка. Они связывались с ним через газету. Все правильно. Думаю, через несколько дней он попросит нас послать сообщение именно в эту газету. В отдел рекламных объявлений.
Кардиган тяжело опустился в кресло. Ему было стыдно за свой срыв. И обидно, что все так элементарно просто. Страус наверняка специально темнил, уже зная обо всем, чтобы Кардиган сорвался. Но говорить об этом хозяину кабинета он не стал.
— У нас еще одна проблема, — сообщил Страус. — Мы выяснили, что среди оставшихся в живых сотрудников группы Хеелиха трое живут в Германии — Бруно Менарт, Габриэлла Вайсфлог и Карстен Гайслер. Немцы уже попытались взять их под свой контроль. Двоих. Третий улетел в Израиль. Он получил вчера визу и улетел в Израиль в туристическую поездку. Самое интересное, что четвертый член группы — Оливер Бутцман находится в Израиле.
— Он полетел к нему?
— Очевидно. Нам нужно принимать срочные меры. Если это Гайслер или Бутцман, то они могут договориться. Нужно послать в Израиль нашего представителя.
— Да, — согласился Кардиган, — немедленно. Или связаться с нашим резидентом в Тель-Авиве. Думаю, он сумеет выйти на израильтян и чтобы объяснить им ситуацию.
— Будет лучше, если вы сами полетите в Израиль, — сказал Страус. — Мистер Тенет наверняка одобрил бы такую инициативу.
— Да, — кивнул Кардиган, — будет лучше, если я полечу в Израиль на несколько дней и сам все проверю. А вы думаете, Гайслер — информатор Барлаха?
— Я привык доверять фактам, Кардиган. А пока у меня нет доказательств, буду думать, что любой из этой четверки мог оказаться информатором Барлаха.
— Почему именно эти четверо?
— Я тебе не сказал самого главного. Группа Хеелиха вывозила все документы из архивов «Штази» для передачи их представителям КГБ. И есть абсолютная уверенность, что эти люди вывозили документацию и на «апостолов».
Кардиган откинулся в кресле.
— Значит, один из этой четверки, — выдохнул он. — Мне самому нужно лететь в Тель-Авив.
Утром нестерпимо болела голова. Дронго в очередной раз подумал, что не стоило вчера пить. Некоторые вещи никогда не следует делать: курить, пробовать наркотики, получать удовольствие от спиртного. Он оценил важность состоявшегося вчера разговора с Менартом, понимая, что подобный разговор не мог бы состояться на трезвую голову. Но от этого было не легче. Пришлось принять две таблетки аспирина и подставить голову под холодный душ, чтобы к нему вернулась способность рассуждать здраво. Менарт еще спал. Дронго посмотрел на него и подумал, что его не стоит будить. В последние дни Дронго чувствовал себя немного исповедником, который должен был выслушивать истории бывших сотрудников исчезнувшей разведки исчезнувшей страны. Очевидно, вся эта боль слишком долго копилась в их душах, если Габриэлла решила встретиться с ним таким необычным способом, Менарт пил с ним всю ночь, а Бутцман, даже получив ранение, вспоминал о прошлом. Очевидно, им был нужен «человек с востока», которому они могли бы исповедаться, не опасаясь быть узнанными.
Теперь следовало определить, кто из них предатель: тот, с кем он пил всю ночь, женщина, с которой он вступил в интимные отношения, или человек, который получил пулю вместо него. «Интересный выбор», — подумал Дронго. Оставался Гайслер. Значит, нужно поверить в его измену. Но судя по собранным фактам, поверить в это достаточно сложно. Дронго оделся, еще раз посмотрел на спящего Менарта и вышел из дома. Идти ему предстояло несколько километров и он зашагал вниз, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух.
Дронго подумал, что поступил правильно. И не только потому, что не стал будить Менарта, который должен выспаться перед тем, как сесть за руль. С другой стороны, появление в городе Менарта уже не могло бы остаться незамеченным, его наверняка уже ищут. За это время они вполне могли «вычислить» лесника, который помогал Менарту, и вернуться в город на его «шкоде» было не лучшим выходом из создавшегося положения. Сегодня была уже суббота, шестое ноября. Дронго шагал вниз, испытывая радость от утренней прогулки.
В Веймар он приехал к двенадцати часам дня. Выйдя с вокзала, он спустился вниз и направился в центр города, через который можно было выйти на Бельведер-аллею к «Хилтону». Недалеко от вокзала была небольшая площадь. На ней был какой-то памятник. Два старика возлагали к нему цветы. Дронго подошел ближе, грустно усмехнулся. В Германии не принято было сносить памятники. Это был памятник Эрнсту Тельману, вождю немецких коммунистов, погибшему в фашистском концлагере. Старики посмотрели на Дронго. Он встал рядом с ними, чтобы помолчать минуту. Для него любой борец с фашизмом был настоящим человеком. Фашистов и националистов он ненавидел, справедливо полагая, что это ущербные люди, которые самоутверждаются за счет унижения других народов. И еще он не любил предателей и преступников. И те и другие, по его глубокому убеждению, бросали вызов не только человеческой справедливости, но и космическим законам равновесия, по которым предательство считалось самым тяжким грехом.
Он пошел к отелю, размышляя о ситуации, в которой они оказались. До назначенного ему срока оставалось только три дня. Сегодня было шестое ноября. Девятого вечером он должен назвать имя предателя. Или в действие вступит второй вариант плана, по которому все бывшие сотрудники группы Хеелиха должны быть ликвидированы. Правда, при этом нужно будет еще найти Гайслера, а при большом желании можно достать и Барлаха даже в американском военном госпитале. Нет ничего невозможного, если это нужно профессионалам. А человека нельзя уберечь от всех напастей, которые могут с ним случиться.
Если все это так, то убийцы уже выдвинуты на свои позиции: один из них в Тель-Авиве войдет к раненому Бутцману, другой в Берлине проникнет в американский госпиталь. В Нюрнберг прибудет еще один и заранее выберет место для ликвидации Габриэллы. И где бы ни находился Менарт, в Зуле или Рудольштадте, его тоже обязательно найдут. А его «трюк с переодеванием» приведет к еще одной трагедии. Друга Менарта, одетого в его куртку, тоже убьют. Хотя по ошибке. Что значит жизнь человека по сравнению с интересами государства? Государственная целесообразность во все времена и при всех режимах оказывалась важнее конкретной человеческой жизни.
Все будут ждать условного сигнала. Его они получат вечером девятого ноября. И к утру все будет
