Они опять вышли к океану. Боб раскинулся на песочке, а король, сидя над ним на корточках, продолжал бубнить, какая будет ему, чужеземцу, польза, если он уверует в бога Бомонзу.

– Вы даже не спросили моего имени, – лениво попенял ему разомлевший на солнышке Боб.

– А твоё имя нам совершенно не интересно. Какой смысл знать то, что связывает тебя с миром? Ты получишь другое имя.

– Нет, я не понимаю, – Боб перевернулся на живот, подобрал черепашонка, излишне активно перебрасывавшего песок спереди назад, и бросил его в волны. – Вы что, собираетесь нарушить договор с Объединёнными нациями?

– Нет, наоборот! Согласно договору, мы сохраняем свою самобытную культуру. Прямо так и написано. А в наших понятиях самое важное, это непрерывность рода. Нет ничего страшнее, если мужчина умер, а сына у него нет, и брата нет. Это просто катастрофа, потому что нарушается единство Бомонзы. В таких случаях по традиции приглашается чужеземец, который замещает не родившегося продолжателя рода. Но этот чужеземец должен попасть к нам сам. Я же говорил тебе, Бомонза дал мне знак.

– А что, кто-то умер?

– Да, вчера утром, и не оставил наследника.

– Как же у вас тут всё сложно! – воскликнул Боб. – У меня, может, в Москве женщина есть. И я что же, брошу её ради того, чтобы тут не нарушилось единство Бомонзы? Я про этого Бомонзу впервые услышал вчера вечером, а Лида…

– Нет проблем! – в свою очередь, вскричал король, чувствуя, что клиент поддаётся. – Как местный житель, ты имеешь право завезти на острова женщину. С условием, что я буду лично контролировать её использование по природному назначению.

– Ну-у, здрасьте, толкователь бога! – возмутился Боб по-русски, и продолжил на понятном королю английском: – Женщина – моя, и никого не касается, как я её использую. Хочу – кормлю, хочу – ем.

– Не обижайся, ничего личного, – усмехнулся Бомонза. – Просто по требованию великих держав, записанному в нашем договоре с ООН, я обязан это делать.

– Ладно, я подумаю, – сказал Боб, встал, и отправился к своему МиГу.

– Но обязательно вернись в течение девяти дней, – бубнил ему идущий сзади король. – И до сорока дней надо уже переехать и тут закорениться. Иначе обряд инициации не будет иметь силы.

Закинув в кабину мешок с кокосами и прочими подарками, Боб уселся в кресло и улетел.

Глава пятнадцатая

1.

Лёня Бейлин был необычным оперативником. От всех прочих он отличался не результатами работы, нет – все в их отделе были, в общем, мастерами экстра-класса, в том числе и он, – а тем, что Лёня Бейлин оперативником и разведчиком не только был, но и в оперативника играл.

Конечно, любой разведчик умеет перевоплощаться. Без этого ему просто не выжить в нашем суровом мире. Но обычно разведчик, играющий, например, журналиста, или рубаху-парня, или бизнесмена, остаётся разведчиком. А Лёня Бейлин всегда оставался Лёней Бейлиным, играющим разведчика, который перевоплощается в журналиста, бизнесмена или, было такое, министра иностранных дел.

Объяснить это человеку, который есть только то, что он есть, невозможно. Нечего и пытаться.

Что интересно, одновременно Лёня играл в молодого поэта и драматурга, причём Лёня-драматург время от времени перевоплощался то в режиссёра, то в актёра. И это – без всяких раздвоений личности! Просто кто-то внутри Лёни с интересом наблюдал за деятельностью всех этих персонажей: Лёни- оперативника, Лёни-поэта и прочих Лёнь. И этот «основной» кто-то иногда из чистого озорства перекрещивал свои ипостаси, и тогда оперативник вдруг начинал изъясняться с изумлёнными коллегами стихами, поэт выслеживал собратьев по литературному объединению им. Ф.Э. Дзержинского, втайне анализируя их творчество в поисках реальных фактов, подтолкнувших собратьев к написанию конкретных творений, а драматург ставил блестящие сцены задержания подозреваемых.

Отдельною песней в творчестве «основного» Лёни Бейлина были женщины. Уж тут-то всем находилось дело! Оперативник выяснял пристрастия и желания объекта разработки, поэт предлагал тексты для общения с возлюбленной, а драматург и актёр такое выкаблучивали, что Ростан, Шекспир и прочие мастера любовной пьесы все гробы свои изломали, переворачиваясь в них от зависти не по одному разу.

И всех своих любимых Лёня когда-нибудь бросал (нельзя же сочинять одну и ту же пьесу вечно), и все они сохранили с ним добрые отношения, оставаясь в готовности в любую минуту распахнуть ему свои двери. И только одна сумела распознать его повадки. Бывалоча, задаст ему случайная встречная простейший вопрос, например, как доехать до магазина «Обои» – и он, задумчиво прищурившись, ответит: «На 72-й троллейбус не садитесь, а езжайте-ка вы на 63-м», – и тогдашняя его пассия сразу просекала и говорила ему: «О-оо, опять хвост распушил». И несмотря на это её ужасное качество, он с ней прожил дольше, чем с любой прочей.

Верно сказано: без женщин жить никак нельзя на свете, нет. Он всегда ценил именно ту, что рядом. Но все женщины мира представлялись ему единой природной стихией, вроде моря, в котором, если уж выпало такое счастье, нужно вдосталь понырять. Очень они его воодушевляли, будили поэтическое чувство, скажем так.

А вот Анастасия Шилина не вызвала в душе Лёни Бейлина звона цимбал и желания понырять. Ещё в первую их встречу, до того, как Лёня-разведчик насобирал сведений о её личном способе добиваться от «полезных мужчин» нужных ей благ и решений, почувствовал он, что водица здесь мутновата. Любая женщина, конечно, существо рациональное и вполне материальное, чего бы там ни писал Лёня-поэт («Мой ангел милый, в тебе я вижу, вся нежность мира» и т. д.), – но не до такого же откровенного цинизма!

Выдавая ему ключи от квартиры мужа, Анастасия деловито спросила:

– А скажите, если его посадят в тюрьму, то можно ли сделать так, чтобы он лишился прав на квартиру?

– Это, гражданочка, может решить только суд, – сухо ответил ей Лёня-оперативник, убирая связку ключей в кармашек своего кожаного портфеля.

2.

Вернувшись в пустой военный городок и отоспавшись, Боб рассказывал, греясь рядом с полковником у костра:

– …Лежу я голый на жарком белом песочке, надо мною пальмы лениво шевелят зелёными своими простынями, океанические волны ещё более лениво набегают на залитый солнцем берег. Король Бомонза сидит рядом на корточках и уговаривает меня остаться с ними. А я вспоминаю, как среди русской природы делал эквиполь из старого самолёта и как вы, товарищ полковник, давали мне уроки аэронавигации… А ещё я встретил посреди океана Федю-яхтсмена, который опять плывёт вокруг света, ну, вы знаете. Хотя откуда вам знать. Он огибает планету за год, я за сутки. Во как…

Боб привёз полковнику кокосовых орехов, плодов манго и прочей экзотической жратвы, загруженной ему в самолёт от щедрот короля Бомонзы; тот откушал всего понемногу, но потом бросил и, слушая Боба, время от времени стыдил его гулким голосом, хмуря седые брови:

– Я же просил тебя, дай полетать. Я так давно не был в небе.

– А я, пока не изобрёл эквиполь, и вовсе не был, – возразил Боб. – Это должен был быть мой полёт, товарищ полковник. Мой. И я тогда подумал: что, если я с первого же раза облечу Землю? И облетел. И нашёл эти поразительные острова.

– А я за те дни, что ты пропадал, извёлся больше, чем за всю свою службу. Всегда, когда улетали ребята, переживал. Но ты же даже не новичок, ты вообще не лётчик. Вдруг поломка какая, или горючки добыть не сумел.

– Да это же не самолёт! Я же объяснял… Он только с виду МиГ. А на самом деле эквиполь. Нет в нём никакой горючки, и не нужен лётчик.

– Эх, Борис, ты не прав. Лётчик, он всегда нужен.

– Штурман хороший нужен.

– Дай полетать, будь человеком!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×