Эквиполь инженера Шилина

чтобы любовник жены успел одеться. А вдруг это не анекдот, а правила хорошего тона? И приняты они не только у французов, но и у русских тоже?

Тогда, значит, это Шилин. Пришёл, позвонил, а дома никого нет. И очень хорошо, что никого нет.

Богумил, словно горный барс, неслышно выскочил из-за лифта, сунул незнакомцу пистолет под ухо и выкрикнул:

– Are you really Boris Shilin?[15]

Тот замер и пролопотал что-то по-русски, причём имя Шилина встретилось в его речи несколько раз, что не добавило ясности, Шилин он или нет, а убивать невинного Богумилу вовсе не хотелось. Не зная, что делать, он завёл молитву, надеясь на вразумление свыше. А коварный незнакомец, даже не обращая внимания, что тут идёт разговор с Аллахом, хитрым вывертом нырнул вниз, сшиб Богумила на пол и попытался отнять у него оружие. В этой борьбе пистолету было нечего делать, кроме как выстрелить – в конце концов, пистолеты для того и созданы, чтобы стрелять. Первый выстрел пришёлся в дверь квартиры Шилина, второй – в окно подъезда, что, разумеется, можно было счесть за твёрдую волю Аллаха, который не желал смерти незнакомца.

Поняв это, Богумил прекратил борьбу, отдавшись на волю Всевышнего: Аллах милостивый, милосердный.

Вскоре на лестничной площадке валялись три безвольных предмета: тело покорного Богумила, которому незнакомец закрутил руки за спину, красивая шляпа того же Богумила и кожаный портфель незнакомца. И вот в просвете между шляпой и портфелем Богумил увидел фигуру своей госпожи. Она, будто обычная жиличка этого дома, с испуганным лицом, прижимаясь спиной к стене, поднималась к ним по лестнице…

3.

Хороший, настоящий драматург и актёр (а Лёня Бейлин именно таковым себя и считал) знает, почему книжки с пустыми приключениями любому школьнику милы, а учебники с ужасно полезными правилами, цифрами и фактами противны. Потому что приключенческое чтиво будит фантазию! А в учебнике все материалы изложены чётко и сухо, – сиди и вникай. Ску-учно…

Поэтому события что в пьесе, что в романе нужно драматизировать, придавать им элемент игры с неизвестным концом. Сюжет не важен; главное в том, что человек, минуту назад равнодушный и скептичный, оказывается в центре страстей, которые полностью овладевают его умом, и он – о, чудо! – с трепетом ждёт, чем закончатся эти выдуманные драматургом страсти.

В данном случае сюжетом было задержание вооружённого преступника, актёром же, а заодно и драматургом оказался сам Бейлин, и ему требовалось немедленно вовлечь в игру неожиданно появившуюся зрительницу – скорее всего, жиличку этого дома, испуганно кравшуюся вдоль лестничной стены. Это, надо сказать, высшее мастерство: вовлечь в игру человека не просто чуждого идущему действу, а человека, чей ум оцепенел от страха.

А вот современных американских фильмов-ужастиков Лёня не любил. Ну, разве это искусство: взять нормального, уравновешенного человека, и напугать его до полусмерти, чтобы ему стало не до развития сюжета, а как бы живу остаться. Нет, вы попробуйте сделать наоборот! Но куда им. Идиоты… Он был противником страха, и сторонником неожиданных радостей, так случайно ли, что его основная работа – борьба с терроризмом?

«Вот я каков, Лёня Бейлин».

Кстати, уж чего-чего, а примеров драматургических страстей его основная работа предоставляла с громадным переизбытком! К примеру, жена Шилина так явно выказывала жажду крови своего мужа- изобретателя (чтоб он сдох, или в тюрьму сел), что можно было заподозрить и её. Вдруг она знает, где он (или его труп), и играет пьесу о жене-простушке. А? Может такое быть?

Получив у неё ключи от квартиры фигуранта дела о фальшивой водке, Бейлин приехал к его дому. Поднялся на четвёртый этаж, позвонил – как оно и положено благовоспитанному гражданину. Мало ли, вдруг Борис Дмитриевич дома почивают. А на телефонные звонки не реагируют. Может, у них уши заложены. Но при заложенных ушах хозяин мог не услышать и звонка в дверь! Поэтому Лёня-оперативник, не ожидая особо отклика на звонкие призывы, не медля более ни секунды, достал ключ и вставил его в скважину замка. И тут… И тут ему в шею уткнули нечто железное, и вопросили его на английском, вправду ли он Шилин! Каков поворот сюжета…

Вот тебе и драматизация действия с неизвестным концом. Попробуй, догадайся, как лучше ответить. Если вопрошающий испытывает к этому Шилину неприязнь, и тем более если он его в лицо не знает, то лучше прикинуться кем-нибудь другим. «Чёрт, я ведь и есть другой». А если он Шилину деньги привёз? Или, может, вопрос его следует понимать в саркастическом смысле? Нет, главное в спектакле – не переигрывать.

И тут у него совсем некстати вылетели из головы все английские слова, какие он только знал.

– Я знаком с Шилиным, – сказал он по-русски, – но я не Шилин. Если бы вы объяснили, чего вы от Шилина хотите, нам было бы проще помочь друг другу.

Понял его фразу этот тип за спиной, или нет, но тут же завёл волынку, то ли на фарси, то ли на близком ему языке. Ну, точно, молитву попёр! Лёне Бейлину однажды пришлось допрашивать иранца, наймита чеченских террористов. С переводчиком, разумеется. Тот тоже молился, и в этом процессе глаза его смотрели, Аллах знает куда, но только не на окружающий мир. То закатит их, то наоборот. А потом и вовсе на пол упал.

И неужели же оперативник Бейлин упустит такой момент? Нет уж, извини-подвинься. Нырок вниз, разворот, рука за руку, бедро, разворот – что ж он так крутится, пёс?

Неизвестный оказался увёртлив. У Лёни не было сомнений, что он его скрутит: парень явно не был спецом в рукопашном бою, но пистолета не отдавал, и даже, дурачок, сумел два раза стрельнуть! Да разве ж нормальный оперативник позволит, чтобы отнимаемое оружие было направлено в его сторону? «Куда он всадил эти две пули?», – подумал Бейлин, на ходу разворачивая дурачка и оглядываясь. «Так, в дверь и в окно. Ну, это не страшно. Пора класть».

Он аккуратно уложил неизвестного на пол лицом вниз, поставил колено ему на крестец и, придерживая его руки, стал прикидывать, чем их связать. Его щегольской кожаный портфель, в котором, помимо необходимых материалов дела, разумеется, были наручники, валялся на лестнице, двумя ступеньками ниже. «Если наручники не идут к Магомету, придётся Магомета подтащить к наручникам», – подумал Бейлин, и в этот-то момент появилась на лестнице испуганная жиличка.

В душе его немедленно проснулся Лёня-драматург.

– Вы можете подумать, что это учения, – бодро сказал он ей, и успокаивающе улыбнулся. – Или что я схватил обычного квартирного вора. Но это не обычный вор! Видите, какая нерусская образина? И всё же не бойтесь, он уже в наших руках. Понимаете?

Она кивнула ему; на лице её уже не было ни следа страха.

– Почему в наших руках, спросите вы? – продолжал Лёня свои песни, всё больше воодушевляясь её красотой. – Потому что это вы дадите мне во-он тот портфель, что валяется у ваших прекрасных ног. В нём есть наручники, и знаете что? Хотите, я вам разрешу самой надеть их на него?

– Нет, – ответила она совершенно спокойным, даже равнодушным каким-то голосом, наклоняясь, чтобы подобрать портфель. И не разгибаясь – когда их глаза были на одном уровне – заглянула ему прямо в душу. Лёню Бейлина как парализовало: взгляд прекрасной девы был страшнее бездонной ночи. «Жуть!» – эта мысль появилась и метнулась прочь одновременно с другой: «Какой нечуткий пошёл зритель…».

И ни одной больше мысли не успел он завести в голове своей за тот краткий миг, которого хватило ей, чтобы, крутнувшись на одной своей красивой ноге, ударом другой, не менее красивой ноги в эту бессмысленную голову, сбить его со спины задержанного террориста.

Последнее, что услышал Лёня Бейлин, прежде чем провалиться в бессознательность, был мужской голос:

– Дорогая, ты же обещала не убивать русских…

4.

Сегодня океан был спокойным. Боб Шилин и король Бомонза, прогуливаясь по берегу, могли