столбу, возятся таинственные тени, над чем-то колдуют.
В земле вырыты кубические ямы, в них самосвалы за-
ливают бетон, там он и застывает.
Штаб сообщил: еще потребуется более тысячи ку-
бов. Перекрытие будет закончено только через сутки.
Перелом наступил, но Ангара будет подниматься и ды-
биться, шоферы будут валить.
— Тоня, добрый вечер!
— Ты спишь? Уже доброе утро! Что ты не отдыха-
ешь, чудной? Тебе же в восемь часов нас сменять!
— Когда же тут спать, если такое творится!
183
— Толька, голубчик! — встрепенулась Даша.— По-
стой за меня, повибрируй! Вы, бездельники, прохлаж-
даетесь, а мы ничего не видим. Хоть на пять минут!
Подмени!
— Давай!
— Только ты смотри тут мне, не халтурь, такой-ся-
кой! Вибратор слабый, не стукай им.
Издали несся грохот. Канонада продолжалась; про-
бегают по дыму лучи фар и прожекторов. Похоже на
великое пожарище: дымка, зарево, копошащиеся фи-
гурки людей.
А мы с Тоней рядом, плечо к плечу, опускаем ви-
браторы в яму, и бетон дрожит, пузырится, плывет.
— Как было б скучно жить, если бы все уже было
построено…
— Такого никогда не будет,— говорит Тоня.
— А это хорошо?
— Хорошо.
— Правда?
— Правда.
— Откуда ты знаешь, о чем я говорю?
— Потому что думаю о том же. Я ведь тебе об этом
говорила.
Она мне никогда об этом не говорила, но мне ка-
жется, что это было, такое чувство, как будто у нас с
ней был сложный спор, невидимый, незримый, а —
острый.
— А сегодня ты одна. Такая, как на танцах, и та-
кая, как в блоке, блоке, одна.
Она взглядывает на меня, и вдруг я понимаю, что
меня тянет к ней, и она тоже поняла это и ждет и боит-
ся. И, если я сейчас обниму ее, она не скажет ни слова,
она будет так же смотреть… И если я поцелую ее…
Я качнулся к ней, взял за руку у локтя, за теплую,
живую ее руку…
184
— Тонька! Толька! Где вы?
По доскам бежала Дашка, за ней Валя Середа та-
щила за руку своего Вовку, приговаривая:
— Не ныть, не ныть мне, шлепки дам! Ты выле-
жишься хоть до вечера, а мамке на работу. Только и
гулять мне с тобой!.. Девочки-и, скоро машина? Мы с
Вовкой уезжаем! Скажи тете «до свидания».
Тоня бросилась к малышу, возилась с ним, насуп-
ленным, обиженным, вытирала ему нос. А Даша подо-
зрительно посмотрела на меня, на нее и безразлично
сказала:
— Уходи. Я уже насмотрелась.
Что-то колотилось во мне. Я сел в кабину грузови-
ка, села Валя с Вовкой, и я рад был, что Вовка хнычет,
отвлекает ее; я смотрел вдаль, на зарево, на одинокий
фонарь нашего полигона. Дорога петляла среди колдо-
бин, столбов, и зарево появлялось то справа, то слева.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ
Валя с Вовкой жили на втором этаже деревянного
дома, в крохотной угловой комнатушке. Тут едва поме-
щались кровать, люлька, столик и стул. Разбросаны
разные тряпки, целлулоидные игрушки; хлебные кор-
ки на столе вперемешку с книгами, зеркалом и буты-
лочками лекарств.
Мне не нужно было к ней, но я не мог сопротивлять-
ся, а она настойчиво тащила, словно от чая должно
было зависеть бог знает что. Или она хотела сказать
мне что-то важное?
— Вот так и живем. Богато, правда? Извини, что
не прибрано: некогда. Вовка весь день в детском сади-
ке, я на работе. Только спим дома.
— Валя, у тебя родные есть?
— Нет, померли. Одна.
185
— Одна?
— А я не плачу. Чего плакать? По всякому поводу
реветь — слез не хватит. Надо ведро воды в день пить,
как лошадь… Вовка, не бери в рот гребешок!.. Хороший
у меня сын, Толя?.. А ну, давай нос! Сморкайся, еще!
Еще! Ох ты, радость моя, ох ты, горюшко! Ну, сели, гоп!
Она налила чаю себе, Вовке, мне. Хлебнула, чуть
задумалась.
— Живем одни… а папки нету. Вот так, Толя, сре-
ди вашего брата находятся… аглоеды. Мы глупые, дев-
ки, доверчивые, все отдаем, а он… Не очень торопись
обнимать девушек, Толя, не шути. А если любишь, не
