ляет: «Белорусский вок-
зал, следующая — Вто-
рой часовой завод…»
Родным-родным пове-
яло на меня… Они отту-
да, из Москвы, мои часы,
и собирала их какая-ни-
будь девчонка, которая
бежит сейчас, наверно, в
столовку или спускается
на эскалаторе в метро
и не знает, где, у кого теперь те самые часы, что дер-
жала она в своих руках. А мы построим ГЭС, уедем,
и кто-нибудь будет идти по шоссе на ее гребне, тро-
нет рукой стену — и не узнает, где же те люди,
что вот здесь ее заглаживали, даже следы пальцев
видны!
В Историческом музее на Красной площади я ви-
дел глиняные черепки посуды эпохи неолита; все за-
был, а одно осталось в памяти: вмятины от пальцев на
192
горшке — от пальцев че-
ловека, который жил
семь тысяч лет назад…
…В тот же вечер мы
устроили в общежитии
грандиозную пирушку.
Пришли Тамарка, Тоня.
Жалели, что нет Захара
Захарыча.Вот кого нам
не хватало! Но он ушел в
ночную смену. Леонид
принес патефон, но плас-
тинки не устроили Ми-
шу, и он приволок чемо-
дан танго, вальсов и
фокстротов. Ну, я же го-
ворил, что он стиляга!
А русские песни — это
мы пели, уж когда рас-
ставались.
Петька увековечил
нас за праздничным сто-
лом, предупредив, что,
хотя свету и достаточно, снимки могут не получиться из-за нового усовершенствования в аппарате, которое он сейчас испытывает.
Я был озабочен тем, чтобы рукав пиджака не опу-
скался слишком низко,и старался держать руку на
столе. Мы надымили, было жарко, душно. Тоня встала
и ушла на крыльцо.
Я вышел, подошел к ней близко… обнял и поцело-
вал.
Она доверчиво прижалась ко мне, беззащитная,
нежная, вздрагивающая от ночной свежести, и вдруг
разрыдалась.
193
Это было так неожиданно. Я стоял, немного расте-
рянный, но знал, что так нужно; а она плакала, как
будто долго томилась и у нее было горе, и тяжести,
трудности, плакала, проводила рукой по моему плечу…
Вышел Миша Ольхонский, зевнул, посмотрел на
звездное небо, сказал:
— Ага, вы тут. Ну ладно.
И ушел.
ПИСЬМО ОТ ВИКТОРА
194