жизни. Жизнь! Нет, она не принадлежит вам, клопы и
трусы! Жизнь принадлежит людям, которые строят не
только свое собственное благополучие. Они — соль и
гордость земли. Без них вы пропали бы в двадцать че-
тыре часа, и они же вас сметут метлой! У них солнеч-
ные сердца, а руки — ох, и крепкие, мускулистые, в
кровавых мозолях! Эти руки сумеют построить удиви-
тельную жизнь, и ее приход никто, ничто, никогда не
остановит!
В ДОРОГЕ
Не засиживаться! Ведь дома ждет стирка, а если
мой фотограф загулялся, то и обед. Я торопливо заша-
гал к общежитию, но кто-то окликнул:
— Ахо! Старый знакомый! Как жизнь молодая?
Первыми бросились в глаза золотые зубы. Мой
«рвач» был в новеньком, с иголочки, шевиотовом ко-
стюме, в фетровой шляпе, модельных туфлях.
— Вы, видно, в гости? — улыбнулся я.
— Почти. Крестины у меня. Вот послали бабы в
магазин.
В руках он держал плетеную корзину, из которой
торчало десятка полтора запечатанных сургучом гор-
лышек.
— Детишкам на молочишко?
— Го-го-го! Да ты, парень, востер! — с искренним
удовольствием рассмеялся он, тяжело хлопая меня по
плечу.— Ну-ка, пошли ко мне.
— Что вы! В таком виде…
— Ни-че-го! Все мы работяги, народ свой. По-
201
шли! — Он зашептал: — С девочкой, слышь, познаком-
лю. Эх, губки!
— Нет, спасибо. Не хочу. Устал.
— Как хошь. А жаль! Работать-то еще вместе при-
дется. Ну, будь! Еще встретимся!
— Да… Мы еще встретимся.
А дома Петька, к счастью, сварил обед. На койке в
углу уже была свежая белоснежная постель, и на ней
сидела новая личность.
Итак, на место Захара Захарыча к нам поселился
самый что ни на есть настоящий хохол, чернобровый,
статный, смуглолицый, и уже ругался:
— Оце менi цii фотографи! Як почне карточки ро-
бить, то тiкай з хати.
— Ладно,— говорил Петька, прихлебывая щи.—
Ты вот что — слышишь, Васыль? — будешь шуметь, я
за цветную возьмусь. Отравлю тебя, к дьяволам.
— Iди, чортяка, я тебе сам отравлю!
— Ну-ну, помалкивай, паря! Сопли утри.
— Сам утри.Хочешь знiмать—iди в калiдор, хоч
утопись там у свойому закреттелi-прояв1телi, а менi
тут вiкна не завiшувай! Не завiшувай, говорю!
— Да ты кто такой? Это хамство: заявиться в чу-
жую комнату и сразу наводить свои порядки! Да мы
тебя вышвырнем!
— Хто? Ти? Попробуй! А ну-ну!
Петька стал закатывать рукава. Я подоспел вовре-
мя, чтобы усадить его. Васыль принялся жаловаться,
что он меняет уже третью комнату — и все попадает на
фотографа, а он готовится в техникум, ему нужны свет
и тишина. Через пять минут он уже кричал о другом:
— Ви байбаки! Ви свинi! Розвели тут свинюшник i
сидять, як кнури! Чого твoi штани на стол1 лежать?
Toбi шкафу нема, да?
Потом он прицепился к тому, что мы не снимаем са-
202
поги за дверью, что у нас душно. Мы с Петькой только
переглянулись: «Да-а…»
Васыль лег, накрылся с головой, но тут же вскочил
и так, сидя на постели, кричал и болтал, к нашему не-
описуемому ужасу, весь вечер. Поведал, что он плот-
ник и у него есть грамоты, что техникум, в который он
готовится, заочный, показал свои книги, тетрадки, за-
дачники,сообщил, что у него «дiвчина на Украiнi така,
якоi на свтi нема», и прочел письмо от матери-старуш-
ки из села Старые Петривци: «Дорогий синочку! А еще
посилаю тобi сала та груш десяткiв зо три. Та все пла-
чу, щоб ти не похудав…»
— А где сало? — осведомился Петька.
— Еге! Я вже з'iв!
— А еще будет?
— Буде!
Этот чертов Васыль пришел — все перевернул, взбу-
доражил нас. Мы погасили свет, но спать не хотелось.
Лежали в темноте, молчали. Потом Петька нереши-
тельно спросил:
— А какие документы нужно для техникума?
Васыль подхватился с кровати, как бомба. Он, шле-
пая ногами, сначала побежал к выключателю, зажег
свет, а потом уже, стоя посредине комнаты, завопил:
— Ах, трясця б тобi побрала! Та ти ж дурний, що
ти ранiш думав? Ти ж електрик,тобi ж учиться та
учиться! Треба учиться, поки молодий, а то потiм тебе
