раз в это время Дюша, Непомнящий, и еще несколько молодых людей тайно от ментов клеили по Арбату афиши. Таким образом, в клубе на окраине Москвы на следующий день прошел еще один полуконцерт- полуквартирник, куда пригласили поиграть за компанию и меня. В этот день мы познакомились с Непомнящим. Поехали на квартиру к Канингу — чернобородому мужичку в больших очках, очень религиозному. Пили портвейн, пели свои песни. Непомнящий оказался не просто рок-музыкантом. Его серьезно интересовали политика, религия и много еще чего. Он очень много читал — сжирал тонны жирных книг, и оказался на редкость интересным собеседником.
— Мы, поэты, самые большие грешники. Вот простой человек, Рома, у него какие грехи? Ну, выпил, ну жену побил, или еще что-нибудь такое. А у нас с тобой бесы — не просто бесы, а с высшим образованием. И грехи, ясное дело, соответствующие.
Непомнящий шевелил руками небеса, и двигал ими туда-сюда большие, жирные тучи:
Думаю, он был во многом прав и относительно 'Конца русского рок-н-ролла'. Никакие 'духовные ценности' в отечественном рок-движении на тот момент категорически никакого смысла не имели, однако, я думаю, что и раньше было примерно то же. Только мифов было больше. Быть может, до свержения советской власти, когда еще там пытались кого-то запрещать, было иначе. Но как сейчас об этом можно говорить? Это ведь уже почти вечность назад. Вот рокенрольщики несли собой некий ветер перемен, и что? При чем здесь они и этот самый «ветер»? Просто кому-то удалось обратить свое творчество в серьезный коммерческий проект. А кому-то и не удалось. Дух борьбы и сопротивления здесь — достаточно условны. Никто ни с кем особо бороться и не собирался. Разве что за бабки, что сейчас и происходит со всеми «идейными» проектами противодействия той же попсе. Параллельные миры не пересекаются, а если это и происходит, то надо из этого выводы правильные делать. Только и всего.
Непомнящий же, как оказалось, был ко всему прочему еще и близким мне по духу — абсолютным экстремистом — он уже тогда состоял в НБП, симпатизировал РНЕ, записался в РОС и выражал поддержку движению РНС, кажется, некоего Фёдорова. Короче, хотел успеть кругом, и, думаю, поступал правильно, раз так ему подсказывала интуиция. Я же хоть и воздерживался после 93 года от всевозможных своих участий в партиях, всё равно больше симпатизировал именно этим, чем легальным политтусовкам. Хотя бы из принципа 'поддержать слабого'. Поскольку в природе должно присутствовать разнообразие. Крайности и меньшинства во все времена следует защищать и оберегать как памятники древности.
Летело бесценное время. Я писал какие-то песни, иногда делались какие-то там концерты, проходили разные фестивали. Честно говоря, приходило разочарование. Я искал не то. Да, это был путь разрушения, это было здорово, искренне, но — на самом деле, ничего не происходило. Беспорядочный секс, наркотики, рок-н-ролл… Короче, все это, наверное, и было уместным в конце шестидесятых. Но меня там не было. А сегодня… Глядя на долбанные неформальские мордашки, понимаешь, что это не бунт, а всего лишь иллюзия бунта. При этом не ты несешь разрушение старому миру, а разрушаешь себя сам. Эдакий никому не нужный и не интересный протест сам в себе.
Непомнящий меня задолбал разговорами про политику. Это был вечный одинаковый спор про то, стоит ли участвовать в цирке или нет. Я многих политиков видел в экстремальных ситуациях, и никому не собирался верить. Тешить чужое самолюбие, вступая в ряды очередного вождя, было противно. Все эти лозунги про то, как 'мы вместе в бой пойдем' для меня уже однажды закончились тем, что Руцкой дрожащими ручками тряс перед ОМОНовцами своим автоматом, с истеричными воплями, что он в масле, и там даже смазка не повреждена, что лично он ни в кого не стрелял. Защищать чью-то потную жопу очень не хотелось. Тем более, в оппозиционном движении вообще пошли странные волны. Все принялись без имеющихся на то видимых причин объединяться друг с другом. Это теперь я понимаю, что просто нужно было делать любые новости и мелькать любой ценой. Обычный экшн. Объединяемые меньшинства, как и положено, в большинство превращаться решительно не хотели и не могли. Лимонов соорудил блок с Анпиловым и Тереховым. Непомнящий уговаривал меня проявить свою политическую позицию и тут же твердо встать в ряды НБП.
Мы пили портвейн, а я популярно пытался ему разъяснить, что если Лимонов мне практически не знаком, и быть может, человек хотя бы отчасти, позитивный и незапятнанный, то два других — вполне знакомы. Ни о каком доверии к ним не могло быть и речи. Баталии эти происходили на квартире продвинутого московского звукорежиссера Вертоградова, нам никто не мешал, и действо продолжалось до поздней ночи, пока, обессилев от перепоя, все не заваливались куда-нибудь спать.
Я поселился у звукорежиссера, заплатив ему за комнату 100 долларов. Комната в Москве все равно была нужна для нерегулярных сюда визитов, касающихся зарабатывания денег. К тому же мы с Лёшей начали записывать альбом. Не нравилось мне это совсем, у Лёши особенные вкусы в отношении звука. Он оказался человеком изысканным и дотошным — он тяготел к академизму, и был глубоко чужд гаражной эстетике. Одновременно со мной у него записывалась масса проектов разных прочих рок-музыкальных коллективов — 'Весёлые Картинки', несколько музыкантов из «Аукцыона» создавали новый проект — 'Уши Ван Гога'. Когда приезжал Непомнящий, по ночам мы писали один из любимых Лёшиных проектов — «Прелесть». Это когда собираются разные люди, покупается портвейн, за пять минут пишется какой-нибудь бессмысленный текст или начинается полный гон. В одной из «Прелестей» принимал участие и я. Непомнящий рассказывал в микрофон тут же на ходу рождающуюся сказку про зайца в ватничке и валенках — Филю, и змею Кали, которая обвивала Филю кольцами, пока он не оказался где-то в чертогах. Параллельно я нагонял на басу атмосферу ужаса, а Лёша занимался тем же самым с разными звуконесущими предметами.
Квартира Лёши была пронизана мистическими и оккультными тонкими материями. Здесь много всякого было. В студии стоял простой одёжный шкаф, где, убираясь как-то раз, его жена Лена обнаружила какую-то банку. Банка оказалась урночкой для праха. А в урночке оказался прах Лёшиной бабушки, пролежавший в шкафу уже лет пять. Лене сделалось плохо. Что уж тут говорить, таковы московские нравы. Не такое уж и простое это дело — бабушку похоронить. В этой студии, к примеру, Непомнящий записал все свои первые магнитоальбомы. Штук, наверное, пять или шесть.
Вскоре так случилось, что я серьезно отравил Лёше жизнь, поскольку по ночам мы стали трахаться с его женой. Уж не помню, чья это была идея, только он слишком долгое время абсолютно не уделял ей внимания, и, на мой взгляд, сам был в тот момент виноват ничуть не меньше. Равнодушие способно достать кого угодно. Я влюбился, как мальчишка. Нещадно эксплуатируя Ленку в собственных творческих целях. Было ясно как день, что нам никогда не бывать вместе. А сейчас Ленка преобразилась прямо на глазах. Стала за собой следить, одеваться, ей так не хватало этого обычного женского счастья — быть просто любимой и просто любить. Это было время, когда небеса были где-то совсем близко. Я написал песню про Иерусалим, «Вселенскую». И в день концерта в настоящем Иерусалиме, действительно, выпал настоящий снег.
Она приходила из супружеской спальни, как только добрый, чистейший Лёшка закрывал глаза. Пока он спал, в доме теперь шла совсем другая, параллельная жизнь. Я разрушал Прекрасное. В общем-то, с точки зрения рок-н-ролла как концепции, как идеи, ничего страшного не происходило, поскольку всё в этом мире очень условно и относительно. В том числе и принадлежность человека человеку. Однако, все же, по окончании очередного свидания, я пинками отправлял жену обратно к мужу, тем более, что в их спальне, в люльке сопел малыш. Идиллию нарушила моя же собственная оплошность — однажды я позволил ей не уходить сразу, и конечно, она вырубилась после нескольких абсолютно бессонных ночей. Часов в пять утра заорал ребенок, разбудил Лёшу. Недоумевающий Лёша вышел в коридор как раз в тот момент, когда голая Лена начала ломиться наружу из моей комнаты:
— Передай Коноплёву, чтобы он как проснётся, собирал свои шмотки, и валил на все четыре стороны.
