последствия, сразу в кусты. И говорит – сама делай аборт. Он не понимает, что у нее после этого вообще может детей не быть. Или нарочно гробит девушку, чтобы она к нему больше не приставала. А ребенок? Как можно делать аборт живому существу? Он ведь все видит и понимает. Вы знаете, у нас в Питере показывали фильм про аборты. Нам всем, студенткам-медикам, тоже показывали. Так вот, ребенок плачет, когда его хотят вытащить и убить. Он начинает чувствовать и плакать. Я когда это увидела, чуть с ума не сошла и решила поехать к Фамилю и все ему рассказать. Но он даже не захотел меня выслушать до конца. Тогда я сказала ему, как это называется, хлопнула дверью и вышла из квартиры. А потом долго ревела в машине. Хорошо еще, что водитель моей мамы ничего не сказал следователю, иначе тот бы точно решил, что это я зарезала Фамиля.
– Все?
– Мне больше нечего рассказать. Я просто хотела увидеть родственников Фамиля и объяснить им, что там случилось. Я его, конечно, не убивала. И ушла, оставив его одного.
– Может, после вас приехала сама Виктория и тоже решила объясниться со своим ветреным другом? А их разговор мог перерасти в ссору. А когда молодая женщина в таком состоянии, она вполне способна на необдуманные действия.
– Нет, это не Вика, – сразу заявила Наталья. – Она лежит в больнице уже вторую неделю. На сохранении. Мы ее с таким трудом уговорили. Я еще и поэтому поехала туда, подсказать, чтобы он в больницу поехал ее навестить.
– И когда вы ушли оттуда, он был жив и здоров?
– Конечно, – кивнула она. – Я и следователю так сказала. Просто не хотела рассказывать про Вику, чтобы ее не трогали в больнице. И не сообщали ей о смерти Фамиля. Ей и так сейчас нелегко.
– Следователю нужно говорить правду, – несколько назидательно произнес он.
– Какое отношение имеет Виктория и ее ребенок к этому следователю? – сразу спросила она. – Я ведь хотела ее защитить, а не угробить.
– Но теперь вы под подозрением. И если вы не скажете следователю правды, то он будет считать, что именно вы вошли последней в квартиру Измайлова и нанесли ему роковой удар.
– Его убили в десять, – повторила Фролова, – а я за час до этого уже была дома. Можно легко проверить, опросив водителя, что следователь и сделал. Зачем ему знать про Викторию.
– И вы подумали, что будет лучше, если вы расскажете эту историю родственникам погибшего?
– Конечно, подумала. Это ведь ребенок Фамиля. Представляете, как они будут радоваться, когда узнают, что от их сына кто-то остался.
– В данном случае, я думаю, они радоваться не будут, – грустно произнес Муслим.
– Вы тоже меня не понимаете, – огорчилась Наталья, – а я думала, что вы обрадуетесь. Это так здорово, что у них остается ребенок. Радоваться нужно, а вы говорите мне какие-то глупости о следователе.
– Это не глупости, Наталья, – устало возразил он. – А вы уже взрослый человек и должны понимать все возможные последствия. Он не был официально женат и уже не сможет подтвердить факт своего отцовства. Конечно, можно провести экспертизу на ДНК, но это займет много времени, а родственникам важно его похоронить как можно быстрее. Затем другие обстоятельства. Он был дипломатом и не являлся гражданином Российской Федерации. А ваша родственница наверняка гражданка России. Здесь тоже могут появиться различные мнения и толкования. Я уже не говорю о том, что вам и вашим родственикам могут предъявить обвинения даже не в убийстве Измайлова, а в угрозах и шантаже…
– Я его не шантажировала, – возразила Фролова, – я ему только сказала, что он будет негодяем, если откажется от своего ребенка и от Вики, которая его любит. Но он в ответ только рассмеялся.
– Вот видите. Он сам всерьез не воспринимал свои отношения с вашей троюродной сестрой. А вы хотите, чтобы этого ребенка приняли родственники погибшего. Боюсь, что им это сделать будет даже труднее.
– Отсталые люди, – махнула рукой Наталья, – просто «дети гор», как говорят в таких случаях. Почему вы не радуетесь ребенку, который остался после смерти Фамиля? Это такое чудо…
– Для отца чудом было бы воскрешение его сына. Но оно невозможно. Что касается ребенка, то думаю, что со временем, когда боль от потери сына несколько стихнет, им можно будет деликатно рассказать об этом ребенке.
– Вы ничего не поняли, – поднялась Наталья. – Я думала, что вы обрадуетесь и будете еще меня благодарить. А какой вы родственник Фамиля? Со стороны отца?
– Нет, со стороны матери, – соврал он.
– Давайте мою дубленку, – потребовала она. – Я больше не хочу с вами разговаривать.
Он достал из шкафа дубленку, протянул ее гостье. Она начала быстро одеваться.
– Вам помочь? – спросил Муслим.
– Обойдусь без посторонней помощи, – гневно произнесла она, надевая дубленку. – Вы такой же бесчувственный и черствый, как и ваш племянник. Или родственник, кем он там вам приходится. Ничего вы не поняли.
– Подождите, – попросил он, – а у Вики есть отец или брат?
Она остановилась, повернулась к нему.
– Вы думаете, что у нас здесь действуют ваши «кровные законы»? – гневно произнесла Фролова. – Что кто-то из мужчин Вики решил таким образом отомстить? Успокойтесь, у нас это не принято. Папа у нее умер шесть лет назад, а старший брат служит на Черноморском флоте. Уже старший помощник капитана. В нашей семье не приняты законы «вендетты», господин Сафаров.
Она хотела пройти дальше, когда он решительно схватил ее за руку.
– Зато у нас они приняты, – зло прошипел Муслим, – и твое глупое молчание только все испортило. Отец и дядя погибшего считают тебя виноватой в его убийстве. И именно тебя они будут искать, обвиняя в этом преступлении. Глупая, самоуверенная дурочка. Неужели ты думаешь, что все можно в жизни исправить? Самой все исправить. Отношения других людей, их судьбы, их жизни. Неужели ты думаешь, что все так просто? Мелентьеву ты сможешь доказать, что тебя не было в квартире в момент убийства, но как ты сумеешь оправдаться перед родственниками погибшего? Они решат, что из-за твоей высокопоставленной мамы Мелентьев закрыл это дело, чтобы выгородить виновную, в данном случае именно тебя. Представляешь, что потом начнется? Они будут считать виновной всю вашу семью. И тебя, и твою маму. И никакая мэрия вас тогда не защитит от их гнева.
– Пустите, мне больно, – прошептала она.
Он отпустил ее руку. Она вернулась в комнату, сняла дубленку, села на стул.
– Теперь на руке будет синяк, – пожаловалась она, – вы меня так сильно схватили.
– Твоя мать знает, что ты ходила к Фамилю? Или – что теперь пришла ко мне?
– Это не имеет никакого значения, – вспыхнула она, – при чем тут моя мать? Я уже совершеннолетняя. Не нужно ее трогать. Она к этой истории не имеет никакого отношения.
– Я хотел, чтобы ты все поняла.
– Я поняла. – Она осторожно вздохнула. – Все равно хорошо, что я пришла именно к вам. Теперь вы все расскажете своим родственникам, и они узнают правду. Я ни в чем не виновата, и Вика тоже не виновата. Просто так совпало. Я не знаю, кто мог его убить и кто вообще желал ему смерти. Я только знаю, что Вике теперь хуже всего, и ее мама дежурит там в коридоре по очереди со своей сестрой, чтобы никто не сообщил Вике о смерти Фамиля.
Он молчал. Если все, что она говорит, – правда, значит, этот след никуда не ведет.
– У Вики мог быть друг? Ревнивый друг, который, узнав о том, в каком она положении, решил отомстить Измайлову?
– У нее был друг. Хороший друг. Но они давно расстались, и он сейчас женат. У них маленький ребенок. Недавно исполнился годик. Такой чудесный малыш.
– А других друзей не было?
– Нет. Больше никого я не знаю. Но и этот вряд ли пошел бы убивать Измайлова. Он программист, такой настоящий книжный червь. Заумный и скучный. Я даже радовалась, когда Вика с ним разошлась. Они были слишком разными.
– Кто тогда мог желать смерти Измайлову? Может, лучше поговорить с Викой, она должна была знать его знакомых.