– Ты все знаешь? Видимо, у вас такие устойчивые традиции, – нервно произнесла Марина, – приезжать в наш город и встречаться с нашими женщинами. Внучка моей сестры ждала от него ребенка, и Наташа поехала, чтобы все ему объяснить.
– В подобных случаях лучше не вмешиваться в отношения двоих людей, – сказал Муслим.
– Она лежала в больнице и не могла сама поехать, чтобы поговорить. Неужели ты ничего не можешь понять? Наташа выросла вместе с ней, дружила с ней, считала ее почти родной сестрой. И она поехала туда в надежде как-то образумить этого парня. А он фактически выгнал ее из своей квартиры. И тогда к нему поднялась Вера, которая сказала ему все, что нужно было сказать. И чего никогда бы не смогла сказать сама Наташа.
– Я примерно так и подумал.
– Только Вера его тоже не убивала, – сразу добавила она, – если ты подумал об этом. Она слишком известный в городе человек. Депутат, начальник управления. Одним словом, она его точно не убивала.
– Следователь не знает, что Вера Дмитриевна была в этой квартире, – мрачно произнес Муслим, – он даже об этом не подозревает. Но он может узнать, и тогда у Веры не будет никакого алиби.
– У нее в любом случае будет неопровержимое алиби в том, что она никак не могла его убить, – твердо произнесла Марина. – Как раз насчет этого ты можешь не сомневаться.
– Почему ты так уверена?
– Я знаю, что говорю. Где ты остановился?
– В «Октябрьской»…
– Паршивая гостиница, – неодобрительно сказала она, – хотя недалеко от нашего старого дома на Суворовском проспекте…
Он вдруг вспомнил ее слова из далекого восьмидесятого года. Она сказала, что точно знает, какие номера прослушиваются, и добавила: «Меня отозвали только на время. Я живу здесь недалеко, но на самом деле чаще бываю в других местах». Она тогда так и сказала, что живет недалеко, но потом, в девяносто втором, он не вспоминал эти слова. Его встреча с Мариной Борисовной казалась каким-то нереальным сном, событием, которого в принципе не могло быть, а значит, и не было. Но Вера ему понравилась. Она ему понравилась настолько, что он действительно готов был ее увезти куда угодно. Готов был забрать ее с собой в Баку.
– Неужели ты хочешь снова приехать ко мне в номер? – спросил Муслим.
– Все-таки не удержался и наговорил мне гадостей, – хмыкнула Марина. – Если я старше тебя на десять лет, то это не значит, что я уже старуха. В Германии у меня был друг, который был моложе меня на девятнадцать лет…
– Ты совершенствуешься, – не без иронии отметил он.
– Опять колкость? Я говорю тебе правду. И, конечно, к тебе в гостиницу я не приду. Ты теперь уже не мой идеал. Постарел, превратился в унылого брюзгу, кажется, у тебя даже появилась небольшая плешь. Нет, таким ты мне почти не нравишься. Только как воспоминание о прошлом.
– Зато ты хорошо сохранилась. Очень хорошо. Как будто и не было двадцати четырех лет.
– Хирургия творит чудеса, особенно немецкая, – усмехнулась она. – Это все уже не настоящее и никогда настоящим не будет.
– Ты могла бы этого мне не говорить.
– Зачем? Я не скрываю свой возраст. Мне комфортно и очень хорошо жить так, как я сейчас живу.
– А твоей дочери?
– Это вопрос ее личного выбора. В любом случае я считаю, что помогла ей сделать такую блестящую карьеру. А для женщины это совсем не плохо.
– Для женщины гораздо лучше иметь семейное счастье. Для любой женщины, Марина. И ты должна была знать это лучше других.
– Не смей говорить мне об этом. Она тебя так любила, так ждала. А ты просто ранил ее сердце. И давай на этом закончим, иначе я тоже сорвусь и наговорю тебе кучу неприятных слов.
– Я не думал, что мы так встретимся.
– А я обязана думать. Сейчас ты вернешься в отель или отправишься ужинать. А я должна думать, как успокоить Веру. Представляешь, какое для нее потрясение – узнать, кто именно был другом ее матери. Такие удары трудно пережить спокойно.
– Когда мы с тобой встречались, она училась в школе…
– Да, – согласилась Марина, – это действительно так. Ей было тогда шестнадцать. Но от этого ей не легче. К тому же не забывай, что сейчас она более всего озабочена проблемой безопасности своей дочери. Она должна не столько доказать следователю невиновность своей дочери, сколько защитить ее от возможного преследования и мести твоих земляков. А это две разные задачи, Муслим. В любом случае, чем быстрее ты закончишь это расследование, тем быстрее уедешь. И мы будем знать, что нашей Наташе ничего не угрожает.
– Я попытаюсь ей помочь, – предложил Муслим, – но я должен быть точно уверен, что твоя дочь тоже не наносила этот роковой удар.
– Ты можешь быть в этом абсолютно уверен, – несколько загадочно произнесла Марина Борисовна и повернулась, чтобы пройти в зал ресторана.
– Подожди, – остановил ее Муслим, – почему ты сама в этом так уверена?
– Я знаю, что говорю, – решительно произнесла она. – Последней в этой квартире была не моя дочь. И не моя внучка. Последней у вашего дипломата была именно я. В половине десятого. Тебя устраивает такой вариант?
Он замер, пораженный ее словами. Час от часу не легче. Значит, на квартире у погибшего были все три поколения этой семьи. Сначала внучка, потом дочь, а затем и ее мать. И с каждым последующим визитом шансы остаться в живых у Фамиля Измайлова резко падали вниз.
– Меня устраивает только правда, – выдохнул он, – и ничего, кроме правды…
Глава 11
«Рожденные под знаком Обезьяны могут добиться успеха на любом поприще. В коммерции, в промышленности, в бизнесе, в науке. Они могут браться за все, что угодно, позволить себе развитие в любой сфере человеческой деятельности, особенно если у них есть высшее образование».
Она оглянулась на дверь, за которой скрылась ее дочь, словно опасаясь, что та снова сможет выйти к ним в коридор.
– Я знала, что они собираются туда поехать, – быстро произнесла Марина, – поэтому я им ничего не сказала. У меня есть своя машина, которую я привезла из Германии. Мой серебристый «Опель». И навыки работы, чтобы пройти незамеченной и не попасть под камеры на Лиговском проспекте. У погибшего был проходной двор. Я остановила машину на другой улице, прошла дворами и как раз появилась во дворе, когда отъезжала машина Веры. Они были вместе с Наташей у этого молодого наглеца. Я подождала, пока уедет машина, и только потом поднялась наверх.
Он внимательно слушал, стараясь ее не перебивать.
– Я поднялась к нему наверх и долго звонила. Он почему-то мне не открывал. Я слышала, как он кричал. Наверно, ему кто-то позвонил. Потом раздался какой-то шум, как будто кто-то выстрелил. Я даже подумал, что он мог застрелиться. Но наконец открыл мне дверь и недовольно спросил, кто я такая. Я ему объяснила, что мне нужно с ним срочно побеседовать. Можешь себе представить, этот нахал спросил, нельзя ли перенести мой визит на завтра. Я твердо сказала, что нельзя. И вошла в его квартиру.
– С этого момента рассказывай более подробно, – попросил Муслим, – для меня это очень важно.
– Там не было ничего особенного. Он был в каком-то взвинченном состоянии. Я понимала, что он нервничает после нелегких разговоров с Натальей и Верой. Я прошла в гостиную и села на стул.
Я даже удивилась, когда в разговоре со мной он захотел достать носовой платок. Он подошел к дверям спальной комнаты, попытался их открыть, но у него ничего не вышло. Тогда он извинился, вышел в коридор, прошел на кухню, оттуда еще куда-то и через минуту вышел из спальни, открыв дверь с другой стороны. Я поняла, что его квартира имеет сквозные выходы из всех комнат. Но кухня и кабинет находятся в одной стороне, а гостиная и спальня – в другой. И между спальней и кабинетом тоже есть проход.
– Верно, – сказал Муслим, – я там все осмотрел. А ты молодец, что сумела так быстро все просчитать.
