недовольно закудахтали, но вскоре успокоились. Салим смотрел на Игоря во все глаза.
– Тебе сколько лет? – спросил он наконец.
– А что?
– Ты ведешь себя, как будто тебе недавно исполнилось восемнадцать.
– Да? Ну и что?
– Странно как-то.
– Будь проще, и к тебе потянутся, – ответил Игорь.
– А зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем им ко мне тянуться?
– Так легче жить.
Девушка со своей старшей товаркой вышла у станции метро «Ленинский проспект». Игорь передал ей клетку и помахал на прощанье рукой. Она кивнула, сказала улыбаясь несколько слов на незнакомом языке и вышла. Игорь пожалел, что даже не догадался спросить, как ее зовут. Впрочем, вряд ли он еще когда-нибудь ее увидит.
Взглянув в окно, он понял, куда она направлялась. Под монументом Покорителям космоса, который сохранился в превосходном состоянии, раскинулся довольно большой куриный рынок. Из окна автобуса были видны длинные ряды, уставленные клетками с курами и петухами всех возможных пород и расцветок. У подножия же самого памятника, рядом с огромным каменным шаром, символизирующим планету Земля, был устроен небольшой ринг, на котором шли петушиные бои.
– Интересно, как у них с космосом? – сказал Игорь. – Наверное, долетели уже не только до Марса с Венерой, но и дальше.
– Глядя на пассажиров нашего автобуса, этого не скажешь.
– Глядя на нас с тобой, тоже многого не скажешь, – возразил Игорь.
Дальше автобус поехал по Ленинскому проспекту. Длинные сталинки с башенками, обрамляющие площадь Гагарина, словно две половинки печного ухвата, сохранились хорошо. Отсюда и до метро «Октябрьская» была самая дорогая аренда на Ленинском проспекте. Логически это можно было объяснить только пафосностью места, потому что проходимость здесь всегда была никакая и арендная плата не отбивалась в принципе. Разве что только в самом начале Ленинского проспекта, ближе к метро, дела у арендаторов шли повеселее.
Примерно половина старых зданий на этом участке сохранилась в прежнем виде, а другую половину заменили новые дома – высотные стеклянные башни, количество которых увеличивалось по мере приближения к метро.
Выйдя из автобуса, Игорь пригляделся к ним и понял, что построили их уже довольно давно. Шлифованные плиты облицовки из искусственного гранита потускнели, в щели между ними набилась пыль, а обильное остекление выглядело мутноватым и напоминало подохшую в стеклянной банке медузу, которую школьник не довез с моря домой. Лет пятьдесят под московским небом они уже простояли.
– Куда теперь? – спросил Салим.
– Будем искать бензин и осматриваться, – сказал Игорь.
– Хорошо бы начать осматриваться с какого-нибудь магазина, – предложил тот. – Есть сильно хочется.
Они поменяли остатки денег Салима – три тысячи рублей и двести пятьдесят долларов. Кассирша в обменнике рубли приняла без слов и даже нисколько не удивилась их возрасту. Доллары же положила в лоток и подвинула обратно.
– В чем дело? – удивился Игорь.
– Плюньте, – велела она.
Он вспомнил, как это делал кондуктор в автобусе, сказал «тьфу!» в середину каждой бумажки и опять положил в лоток. Теперь она их взяла, тоже сказала каждой купюре «тьфу и отправила в общую пачку. Получилось смешно, как будто она поздоровалась с каждой, только не очень почтительно. Так здороваются, показывая пренебрежение, когда вместо приветствия говорят: „А-а, и ты тут!“, или еще более уничижительно: „Сто лет не виделись, еще бы столько не видеться!“ На евро Игорь тоже на всякий случай плюнул, но на кассиршу это не подействовало. Она вернула бумажку и отрицательно покачала головой. „Что же случилось с Европой, что ее деньги перестали принимать?“ – удивился он, но спрашивать не стал.
За доллары дали двенадцать новых рублей, а за три тысячи старых – только шесть новых. Рубли были действительно новыми – напечатанные на материале, напоминающем бумагу, пластик, дерево и ткань одновременно, очень приятные на ощупь и, по всей видимости, крепкие на разрыв. Казалось, они не мнутся, не изнашиваются, не становятся ветхими и не поддаются инфляции, а только дорожают с течением времени и на них можно купить все больше и больше.
Удивило их, что на купюрах совсем не было картинок, а только многократно повторяемая надпись, говорящая об их достоинстве. На одном рубле надпись повторялась сто восемьдесят два раза, на трех – двести семнадцать, а на пяти – уже триста сорок один раз. Самая крупная, конечно, была по-русски. Они стали мучительно вспоминать, есть ли в мире триста сорок одна страна или только двести с чем-то? Такое количество надписей на пятерке могло означать, что либо на карте прибавилось новых стран с новыми языками, либо в ход пошли некоторые особо распространенные диалекты. В любом случае из надписей следовало, что рубль теперь имеет всемирное хождение, и этот факт был очень приятен для Игоря. Даже если там продолжали обращаться местные валюты, это ничего не меняло – рубль стал, судя по надписям, одной из главных мировых валют.
Они разделили деньги пополам и отправились искать продовольственный магазин. Народ в центре внешне был уже не такой простой, как в автобусе с дальних окраин. Появились клерки с неизменными портфелями, много красивых и дорого одетых женщин, важные хозяева всевозможных бизнесов и золотая молодежь. Клерков, впрочем, было больше всех. Портфели теперь носили не только в руках, но и на головах, на спине, на манер рюкзаков, на груди, как сумки у кенгуру, и на бедре, как планшеты у военных.
На спине у многих прохожих были написаны названия их компаний. Больше всего встречалось людей с надписью «Наргаз» или «Народный газ». Выглядели они совершенно по-разному. Это были и клерки, и секретарши, и работяги в синих спецовках, и личности очень неформального вида, к которым без крайней надобности подходить не хотелось, да и при возникновении таковой лучше было бы воздержаться от общения. Казалось, каждый четвертый горожанин работает в «Наргазе». И, судя по всему, туда принимали всех подряд – Игорь заприметил даже двух бомжей у подземного перехода с этой надписью на спине и на груди. Сам он таким экземплярам доверил бы только сортировать мусор где-нибудь на свалке, да и то не весь день, а лишь с утра, пока они еще трезвые.
Он вспомнил, что в прошлом, из которого они прибыли, в деревнях хозяйки до сих пор метят своих кур краской, чтобы не спутать с соседскими: коричневая спина – своя, зеленая – чужая, кыш ее. Тот, кто придумал метить клерков, наверное, был родом из деревни. Интересно, это сейчас называется дресс-кодом или как-то иначе?
На другой стороне улицы он заметил универсам новой сети «Скушай сам», и они направились к подземному переходу. Салим, несмотря на недавний приступ язвы, проявлял нетерпения больше, чем Игорь, и бежал на полшага впереди.
– Послушай, – напомнил ему Игорь, – тебе надо бы посидеть несколько дней на диете.
– Знаю, – отмахнулся тот, – возьму что-нибудь молочное.
Они подошли к переходу. Переходов оказалось два, они располагались рядом и отличались тем, что один был платный, а другой бесплатный. Отдавать деньги за простой переход на другую сторону улицы приятели были не готовы, и они спустились в бесплатный. Перед ступеньками на металлической стойке висела табличка, извещавшая, что это подземный переход «Якиманка центральная» и за его санитарное состояние отвечает ООО «Подземные горизонты». Рядом скучал рослый охранник.
Поначалу им показалось, что это самый обычный подземный переход – длинный тоннель и лавчонки со всякой дребеденью по сторонам. Но в конце тоннель повернул направо и пошел в обратную сторону. Затем тоннель повернул налево и повел их опять на другую сторону Якиманки. Все это время продавцы из лавочек
