транспортная система. Поэтому один преступный режим пошел на сговор с другим преступным режимом, нуждавшимся в промышленных мощностях. Суть замысла состояла в том, чтобы освобождать определенных предпринимателей от большей части 'налогов' в местную казну в обмен на их значительные взносы в казну высшего эшелона власти.
– Оружие? – спросил Терциан.
– Конечно, оружие, – кивнула Стефани. – Они производят в основном дешевые копии известных винтовок и автоматов, но их винтовки размером чуть ли не с гаубицу. Они пытались было развивать систему банков и информации, но ведь все это основывается на полном доверии, честности и строгом контроле, а когда всем заправляют мошенники и полные профаны, толку от этого не будет. И тогда они обратили взоры на биотехнологию. Появились фармацевтические фирмы, которые выпускали дешевые лекарства общего назначения, не обращая внимания на продукцию, запатентованную на Западе… – Лицо Стефани потемнело. – Не могу сказать, что меня все это так уж убивает, но я видела, как люди умирали тысячами, не имея возможности купить необходимое лекарство. Появились фирмы, которые занимались тем, что воровали данные западных исследований по генетике, а потом на их основе разрабатывали собственную продукцию. И до тех пор, пока они хорошо платят своей правящей элите, их компании не подвержены никакому контролю. Никто, даже правительство, не знает, что они производят на своих фабриках, и именно правительство охраняет их от любых неприятностей.
Терциан представил себе, как на какой-нибудь старой советской фабрике, где занимаются генной инженерией, появляются растения-мутанты с неизвестным генетическим строением, которые распространяются по всему миру. Трансгенные организмы, сброшенные в воды Днестра, попадают в Черное море и начинают быстро размножаться в благоприятной соленой среде…
– Новости, – напомнила Стефани и показала на телевизор.
Терциан включил звук, и в комнату хлынули громкие позывные новостей.
После прогноза погоды начали передавать сообщение об убийстве на острове Ситэ. Жертву назвали 'неизвестным иностранцем', которого ударили ножом; никто не был арестован. Мотив преступления неизвестен.
Терциан переключился на другой канал, но и там было то же самое. Версия происшествия не изменилась.
– Я же говорила, – сказала Стефани. – Никаких подозреваемых. И мотива.
– Вы могли бы рассказать об этом полиции.
Она махнула рукой.
– Я же не знаю, кто это сделал или где их искать. Кончится тем, что подозревать начнут меня.
Терциан выключил телевизор.
– Так что же все-таки случилось? Ваш друг что-то украл у этих людей?
Стефани вытерла лоб.
– Он украл то, что для них не представляло никакой ценности. Это нужно беднякам, которым нечем платить. А я, – она вышвырнула в окно окурок, – вывезу это отсюда как можно скорее. Только мне нужно кое с кем увидеться. – Стефани закрыла окно, и свежий ветер перестал гулять по комнате. – Мне необходим мой паспорт. Это многое бы изменило.
'Сегодня я видел, как убили человека', – подумал Терциан. Закрыв глаза, он вновь увидел, как падал человек с белым лицом, искаженным агонией так же, как сама действительность.
Как все-таки ему надоела эта долбаная смерть.
Терциан открыл глаза.
– Я схожу за вашим паспортом, – сказал он.
Он шел по улице, кипя от злости, и тут увидел тех самых убийц; они сидели за столиком уличного кафе-бара, расположенного напротив отеля Стефани. Терциан узнал их сразу, ему не нужно было смотреть на их тяжелые ботинки или широкие лица и по-военному подстриженные усы – эти люди выделялись из толпы своей явно не французской внешностью. Наверное, поэтому и Стефани тогда обратилась к нему по- английски: он был одет и держался не как француз, его самый обыкновенный пиджак и галстук уж никак не бросались в глаза. Терциан отвел взгляд, когда заметил, что люди за столиком смотрят на него.
Внезапно злость сменилась страхом, и Терциан быстро пошел к отелю, уверяя себя, что его не узнают, потому что теперь на нем голубые джинсы, кроссовки и ветровка, а в руках – мягкая сумка. И все же он чувствовал на себе тяжелый пристальный взгляд, который сверлил ему спину, и от этого Терциан так занервничал, что едва не упал, зацепившись за ступеньку перед прозрачными дверями вестибюля.
Терциан снял номер, расплатившись за него кредитной карточкой, взял у администратора-вьетнамца ключ и поднялся по узкой лестнице на третий этаж, который французы почему-то считали вторым. Вокруг не было ни души, и Терциан стал думать, куда мог деться третий убийца. Наверное, ищет Стефани где- нибудь в аэропорту или на железнодорожном вокзале.
Войдя в свой номер, Терциан поставил сумку на кровать – в ней было всего несколько сувениров и бритвенные принадлежности – и вынул из кармана ключ от номера Стефани, обыкновенный ключ с тяжелым керамическим брелком в виде дверной ручки.
Приступ страха и удивления, который он испытал, увидев тех двух мужчин, снова начал уступать место ярости.
Они сидели за столиком, уставленным кружками с пивом, причем две кружки были уже пусты.
Пьют на работе. Ведут наблюдение в пьяном виде.
Ублюдки. Подонки. Они могут кого-нибудь убить просто с пьяных глаз.
Возможно, что уже убили.
Терциан все еще сердился, когда вышел из своего номера и спустился на один этаж. За ним никто не следил. Открыв комнату Стефани, он вошел и быстро закрыл за собой дверь.
Он не стал включать свет. В этот час солнце стояло в небе на удивление высоко: Терциан уже заметил, что здесь оно садилось гораздо позже, чем у него дома. Возможно, в своем часовом поясе Франция находилась ближе к западу.
У Стефани был не чемодан, а большая нейлоновая сумка, что-то вроде той спортивной, которую она носила с собой. Терциан достал ее из шкафчика и тщательно проверил надпись на ярлыке: 'Стеф. Пайс', чтобы окончательно развеять все свои сомнения.
Открыв сумку, он бросил туда паспорт и другие документы Стефани, которые нашел в прикроватной тумбочке. Добавил к ним легкую куртку и свитер, затем, уложив в пластиковую дорожную сумочку зубную щетку и эпилятор, отправил их в общую сумку.
Терциан решил, что поднимется в свой номер и переночует в отеле, чтобы не вызвать подозрений поспешным выселением из номера, который только что занял. Утром, забрав обе сумки, он расплатится за ночлег и встретится со Стефани уже в своем отеле, где она проведет эту ночь и где, разумеется, будет нечем дышать от сигаретного дыма.
Открыв ящик комода, Терциан стал вытаскивать оттуда футболки Стефани, ее нижнее белье, чулки и вдруг подумал, что последний раз занимался подобным делом, когда убирал вещи Клер из их дома на Эспланаде.
'Черт. Дерьмо'. Взглянув на тонкую ткань, которую держал в руках, Терциан почувствовал, как от новой волны бешенства у него застучало в висках.
И тут, в этой наполненной яростью тишине, он услышал скрип половиц и тихие шаги.
'Толстые военные резиновые подошвы', – подумал Терциан. На ботинках пьяных громил.
Инстинкт вопил, чтобы он ни в коем случае не оставался в комнате, где его легко можно было загнать в угол и убить. Бросив вещи Стефани обратно в комод, Терциан взял в руку мягкую сумку, подошел к двери и вдруг резко ее распахнул, изо всех сил ударив сумкой по лицу оторопевшего от неожиданности пьяного убийцы.
Терциан не появлялся в своей школе Кэнпо уже лет шесть, с тех пор как уехал из Канзас-Сити, однако некоторые рефлексы забываются не так-то легко, особенно после того, как тебя заставляли выполнять упражнение не одну тысячу раз, – и уж конечно, невозможно забыть прямой удар в грудь, от которого громила отлетел в сторону и ударился о стену коридора.
На какое-то мгновение Терциан испытал детскую радость, увидев, что парни ниже его ростом. Сейчас
