– Кто бы знал… Как на зло в нашей тур-группе сплошные добропорядочные курортники и недалекая молодежь, прибитая Интернетом, даже заподозрить некого. Глупое преступление, ничего в нем не понятно, не люблю я такие.
– Не сказала бы, что оно глупое, судя по всему оно было столь тщательно спланировано, что имеет все шансы остаться нераскрытым. Пойду-ка я скупнусь.
– Только не долго, я тоже хочу!
Глава двадцать вторая
Оставшиеся до отъезда дни просвистели с невероятной скоростью – мы всецело предались отдыху, наверстывая упущенное, да так предались, что вспомнили о том, что не мешало бы позвонить Кириллу Борисовичу непосредственно в день отъезда. Благо, на счету Тайкиного мобильника еще оставалась пара жалких долларов. Я отрапортовала о проделанной работе, сообщила о прежнем отсутствии результатов и заверила, что мы продолжим искания по прибытии в Москву. Милый следователь сказал, что будет ждать от нас новостей и пожелал хорошего пути.
Наш поезд отходил в половине девятого вечера. Мы еще успели сбегать на пляж, совершить прощальное омовение и закупить провизии в дорогу. После чего у нас осталось ровно пять гривен – как раз, чтобы доехать до вокзала на такси, да с ветерком. Хозяйка нашего жилища пожаловала за ключами аккурат за полчаса до того, как мы собрались выкатываться – чистая экстрасенсорика, не иначе. Мы не стали ничего ей высказывать касательно «близости» к морю и парку Фрунзе, мы возвращались домой и ничто не могло испортить нашего прекрасного настроения.
Отдав таксисту последнюю пятерку, мы поспешили на перрон. Не знаю, как у остальных, но меня на вокзалах всегда охватывает легкая параноидальная паника, я начинаю волноваться, что не найду свой поезд, а если и найду, то не успею в него залезть, даже если до отправления уйма времени. А вот Тайка спокойно катила свою сумку и, кажется, была озабочена только тем, чтобы колеса пореже попадали в выбоины. Я взяла себя в руки, посмотрела на часы, убедилась, что уехать мы сможем только через двадцать пять минут и паранойя отступила. Поезд «Евпатория-Москва» мирно стоял у перрона. На всякий случай мы раз двести сверили его номер с тем, что написано в билете и только потом полезли в вагон. Как только вошли в наше купе, то сразу поняли, что с соседями нам не повезло – ими оказалась столетняя старушка с мальчиком лет пяти. И этот гарный хлопец мгновенно задолбал нас градом вопросов: кто мы такие, откуда, почему у Таи темные волосы, а у меня светлые? А что у нас в сумках? А куда мы едем? А почему у нас такие платья? А зачем мы надели такие туфли? Тая быстро раскалилась, как утюг с парогенератором и сквозь зубы посоветовала мальку оставить нас в покое, что спровоцировало новый град вопросов. Бабуля же, как ни в чем не бывало, смотрела в окно и на своего любознательного карапуза внимания не обращала. И я подумала, что до Москвы мы явно не соскучимся, если с ума не сойдем, разумеется.
Мальчика звали Вовой и болтать он притомился ровно через три часа и двадцать семь минут после отправления поезда. Воцарившаяся тишина с добрую минуту казалась нам оглушительной, затем Тая встала и на деревянных ногах отправилась курить в тамбур. В этот момент к нам заглянула проводница и спросила, будем ли мы брать белье. Я хотела спросить, сколько это стоит, но во время вспомнила, что у нас нет ни копейки, так что цена не имеет существенного значения.
– Спасибо, не нужно, – ответила я с важным, брезгливым видом и, видимо, переборщила с брезгливостью, потому что проводница обиделась.
– У нас, между прочим, все белье чистое!
– Никто не сомневается, – залепетала я, – просто понимаете, мы вообще никогда не берем белье, мы в поездах вообще не спим…
– А вы будете брать? – обратилась она к бабульке.
Та кивнула и полезла за кошельком.
– А почему вы не спите в поездах? – активизировался мерзостный мальчик, и я тоже пошла курить, недоумевая, почему же так долго не возвращается Таисия.
Оказывается, в тамбуре она вовсю общалась с каким-то приятным пареньком невысокого роста.
– Сена, познакомься, это Саша, – Таискин голос прямо таки дрожал от счастья.
Странная девушка, что ни говори – ну да, ну Саша, чего же так от счастья-то беситься? Но Тая тут же пояснила причину своего неуемного восторга:
– Сеночка, кажется, мы спасены! Саша с другом едут через два купе от нас, у них в соседях тоже крайне противная тетка с маленьким ребенком, если их тетка согласится поменяться с нами местами, мы переселимся к ним! К тому же, Сена, у Саши с другом есть ящик – подумай только! – целый ящик шампанского! Они предполагали, что в поезде не будет вагона-ресторана, вот и озаботились заранее! А знаешь, кем работает Саша? Ты даже не представляешь, кем Саша работает!
Я слушала подругу, забыв прикурить. Вот это да! Реальное спасение, реальное! Какая мне собственно разница, кем там работает Саша, главное, что мальчик Вова будет ехать через два купе от нас.
– Саша оперативник! – выпалила Тая совсем уж с неприличным восторгом. – Он работает в Люберецком ОВД!
– Круто! – воскликнула я. – Нам будет о чем поговорить!
Спасибо, Господи, спасибо, здоровья тебе и счастья, Господи!
Я решила, что можно и потом покурить, сейчас главное поскорее устроить дело. Мы метнулись к Сашиному купе, где сидел и грустил от невозможности попить шампанского в приятном обществе Сашин друг – довольно полный дяденька лет сорока. Увидев нас, он заметно оживился, в его взгляде вспыхнула надежда. Тетка с колючими глазами, как стервятница, охранявшая свое бледное чадо лет четырех, сразу же согласилась поменяться местами и унесла поскорее в клюве своего птенца из этого гнезда разврата. Новые друзья перетащили наши вещи, мгновенно накрыли стол, извлекли из-под нижней полки коробку с двадцатью бутылками не самого дешевого крымского шампанского, и фестиваль начался. Мне даже не верилось, что наша жизненная картина поменялась с такой скоростью и в такую благоприятную сторону.
Когда уже были сказаны все тосты за знакомство и за хорошую дорогу, я перешла к главному, к вопросу, занимавшему наши с Тайкой великие умы – к убийству Шиловского. Повествование начала с самого начала (а куда торопиться, времени вагон), с экскурсии в пещеру и постепенно подобралась к кульминации – обнаружению трупа назойливого туриста с миллионными зубами. Наши новые попутчики слушали внимательно, с интересом, поэтому я пустилась в детальные описания остальных экскурсантов.
– Понимаете, в чем абсурд, – стала подводить я черту, – все люди самые обыкновенные, никто друг друга раньше не видал, ни у кого не было никакого смысла убивать этого господина. Мы даже всерьез стали подумывать, что это он с собой покончил таким изуверским методом, сам себе в спину воткнул эту растреклятую спицу. Если предположить, что его убил кто-то из работников пещеры, то опять же – зачем? Разве мог убийца сегодня узнать, что Шиловский собрался на экскурсию и завтра же устроиться на работу в пещеру? Или не мог же он прямо сразу подговорить, убедить кого-то из работников музея совершить убийство? Это ведь не письмо передать, а человека жизни лишить. Хоть так, хоть эдак выходит, что убийца кто-то из группы, а там никто, ну вообще никто на убийцу не тянет. Вот и получается замкнутый круг.
Попутчики внимательно меня выслушали, и Саша задумчиво изрек:
– Понимаете ли в чем дело, вы ищите мотив этого преступления и именно потому, что найти этого мотива вы не можете, портрет убийцы не выходит. Ведь мотив, которым руководствовался преступник, может быть каким угодно, это все равно, что просчитать кодовую комбинацию из тысячи возможных вариантов. Если вы действительно хотите распутать это дело, мой вам совет, абстрагируйтесь пока от мотива. Посетите галерею покойного, посмотрите, что за люди его окружали, понаблюдайте за этим его любовничком с его очень кстати пришедшейся клаустрофобией – где-нибудь да всплывет знакомое лицо. Вы зациклились на том, что никто из экскурсантов не был знаком между собой и непосредственно с Шиловским, но не подумали провентилировать, знаком ли с кем-нибудь из них его любовник. Как его там зовут?
– Игорь.
– Вот-вот, поинтересуйтесь как следует этим Игорьком, уж больно все хорошо и гладко получилось, я имею в виду его клаустрофобию и убийство в пещере.
Мы горячо поблагодарили за ценные советы и продолжили трапезу. За окном бодро неслась прочь крымская местность, стук колес основательно убаюкивал и вскоре разморенные сытостью и шампанским мы
