Дома мрачная Тая отправилась на мрачную кухню готовить мрачный обед, а я решила позвонить Гене. Он ответил сразу.
– Привет, это Сена.
– А, здравствуйте, ну что, поговорили с Мишей?
– Слушайте, – уклонилась я от прямого ответа, – вы не знаете, Михаил наркотики принимал?
– Не знаю, – удивился он такому вопросу. – А что?
– Он умер от передозировки.
– Как так?! – ахнул Гена. – От передозировки
– Героина.
– Откуда вы это узнали?
– Его мама сказала. Кстати, как ее зовут?
– Нина Валентиновна, если не ошибаюсь. Боже, какой ужас! Я ничего не знал об этом!
– Погодите, – прервала я его стенания, – может вы в курсе, принимал ли наркотики Шиловский?
– Я не был с ним так близко знаком, просто знал его, как нашего постоянного посетителя. Он приезжал в «Водолей» поужинать, пообщаться, посмотреть программу, выпивал за вечер пару коктейлей – не больше. Принимал он что-нибудь или нет, я не знаю, но неадекватным его ни разу не видал.
– Понятно, – вздохнула я, и скорее для поддержания разговора, чем для большой надобности, спросила: – А Нина Валентиновна кем работает?
– Говорю же, я не очень близко знаю их семью, но вроде бы она бывшая медсестра или кто-то в этом роде.
– Ясно, спасибо. До свидания.
Повесив трубку, я поплелась на кухню помогать Таиске. Подруга дней моих суровых с сумрачным видом чистила картофель, в кастрюльке сердито булькали сосиски. Атмосфера в нашем клубе «Горе-горе детектив» царила скверная.
– Поверить не могу, что этот убийца оказался умнее и ловчее нас! – в сердцах сказала Тая, бросая очищенную картофелину в миску с водой. – Столько сил положили, столько здоровья растратили и что же, все напрасно? Корячились в этой Евпатории, как клоуны из погорелого цирка, строили из себя не пойми кого, вместо того, чтобы пузико на солнышке греть, и что же…
– Погоди-ка, попробую позвонить Кириллу Борисовичу, вдруг у него какие-нибудь новости появились.
– Ага, появись новости, он бы нам сообщил!
– Я все-таки позвоню на всякий случай, мало ли.
Вернувшись в комнату, я поискала блокнот с евпаторийским телефоном голубоглазого следователя и уселась в кресло, пристраивая аппарат на колени. Дозвониться до Кирилла Борисовича удалось с восьмой попытки. Услышав его голос, я радостно затарахтела, напоминая, кто же я, собственно говоря, такая.
– Да, Сена, здравствуй, – приветливо произнес он, – как продвигаются дела?
– Довольно скучно они продвигаются, – честно призналась я.
Хотела сказать про мамонтенка Колю, но не стала, Кирилл Борисович навряд ли посещал Эмине-Баир- Хосар и мог не понять моего тонкого юмора, а объяснять шутку по межгороду – у меня столько денег не наберется.
– А у вас есть какие-нибудь новости?
– Да вот появилась одна любопытная, – сказал Кирилл Борисович, и у меня тут же зашевелились волосы на затылке. – Поступило заявление от гражданки Верховской Ангелины Александровны о пропаже паспорта. Я позвонил в Москву, связался с нею, оказывается, Ангелина Александровна ни в какую Евпаторию в этом году не ездила.
– Так что же получается, – я вернула свою отвисшую челюсть на место, – по ее документам ездила другая женщина?
– Именно.
Перед глазами у меня возникла представительная дама с высокой прической.
– Но фотография…
– В том-то и дело, что женщина, предъявившая документы на имя Верховской, была точной копией женщины с фотографии паспорта.
– А у Верховской нет сестры близнеца?
– Нет.
– Поня-я-ятно, – перед глазами у меня мелькали какие-то помехи, будто я смотрела неисправный телевизор. Внезапно в моем сознании вспыхнуло долгожданное озарение. – Кирилл Борисович, я вам перезвоню!
Бросив трубку на рычаг, я понеслась на кухню.
– Тая, бросай картошку, поехали!
– Куда?
– Обратно на Марксистскую!
– Чего ради?
– Поехали, говорю тебе!
Через час мы снова стояли у двери квартиры на третьем этаже, слева от лифта. Я ткнула пальцем в кнопку звонка и не отпускала ее до тех пор, покуда нам не открыли.
– И снова здравствуйте, – откашлялась я, от волнения пересохло в горле, – можно войти? Это очень важно, поверьте.
Нина Валентиновна Леденцова молча посторонилась, пропуская нас в квартиру. Сбросив в прихожей босоножки, мы пошли в комнату. Простая скромная обстановка, мебель, купленная в далекие советские времена – было видно, что живут здесь не богато. Под стеклом на книжных полках потертой мебельной стенки стояли фотографии длиннолицего кудрявого юноши с водянисто-прозрачными глазами и округло- мягкой, женственной линией подбородка.
– Это Миша? – спросила я вошедшую следом Нину Валентиновну.
– Да, это мой сын, – тихо ответила она, присаживаясь на старый венский стул у стены. – Ему должно было исполниться девятнадцать. Но не исполнилось.
– Вы можете рассказать все по порядку?
Без приглашения мы с Таей уселись на диван, покрытый красным покрывалом.
– Ну, раз уж вы меня нашли, – усмехнулась она, – отчего же не рассказать? К тому же, мне абсолютно все равно, что со мной будет дальше, без Миши моя жизнь не имеет смысла. Я сделала то, что должна была сделать, одной сволочью на свете стало меньше, больше он ничьей судьбы разрушить не сможет.
– Вы имеете в виду Шиловского?
– Именно.
– Ну, с чего начать?
– С этого фокуса с паспортом, как вы это сделали? Ведь я вас сейчас с трудом узнала. Где ваша роскошная высокая прическа?
– Алечка Верховская моя одноклассница. Раньше меж нами не было ничего общего, а к старости мы почему-то стали походить друг на друга. Должно быть в молодости все люди такие разные, потому что у них разнообразные судьбы, а потом, когда жизнь близится к закату, у всех появляется одно общее, что делает людей похожими друг на друга – старость. Ангелина по праву гордилась своей косой, роскошные волосы у нее были, а после пятидесяти вдруг начала терять косу, волосы стали выпадать, поэтому она носила шиньон. У нас похожий рост, похожая комплекция, вот только таких волос, как у нее, у меня с роду не было. Мы никогда не были особо близкими подругами, поэтому мне понадобился повод для того, чтобы придти к ней в гости, выяснить, где она хранит документы и незаметно забрать паспорт. Я собиралась потом так же незаметно вернуть его обратно, но не успела, она обнаружила пропажу и написала заявление в милицию. Я купила парик, шиньон, сделала такую же точно прическу, как на фотографии в паспорте и поехала в Евпаторию вслед за Шиловским и его очередным мальчиком. Такая заметная прическа способна кардинально изменить человека, и что самое главное – отвлечь внимание от лица.
– Шиловский каким-то образом причастен к смерти вашего сына?
– «Каким-то»! – печально усмехнулась она. – Самым что ни на есть прямым. Миша был нормальным
