— Так что же это такое?
— Теща моя думала, что это от ее матери идет. Она тоже была не от мира сего. До четырех лет вообще не говорила, молчала. К семи годам стала сорванцом, с мальчишками все бегала, дралась. Теща говорит, что походила ее бабка, по словам родственников, на лохматого звереныша. Плохая наследственность, я думаю. Может, там что-то когда испортилось, породнились с чужаком, а другая кровь притянула зло… Хотя и другая есть версия, совсем… безумная…
— Какая?
— Я расскажу, не торопите.
Новая сигарета зардела в коротких пальцах Авеличева.
— Однажды эту девчонку увидели, что она роется в горячих углях от костра… Они тогда всей семьей ходили за грибами. Мать, отец, сестра отца и их дядя. Роется, значит, девчонка в углях, запросто берет их в руки и плюет на каждый. Тут дядя возьми и брякни: «Тянет ее свое. Родную кровь не перебьешь ничем… Оскверняет огонь, а потом с нас спросится». Девчонка посмотрела на него и что-то зашипела, никто ничего и не понял. Мать расплакалась. Дед рассказывал потом теще моей. Может, врал — пьяный был, как правило, поэтому его тянуло откровенничать. Мать Марины Федоровны, настоящая, умерла сразу, как родилась, а на самом деле это подкидыш… Его нашли в тот же день возле дома, лежащего на сорванном листе лопуха. Ни пеленок, никакой одежды не было. Роженица была без сознания, так ей и подсунули этого ребенка. Никто не знал, чей он. В деревне в тот день никто больше не рожал — и накануне тоже. Родственники решили все скрыть, но тогда, возле костра, дядя проговорился. Пришлось все матери рассказать. Она ответила: «Она чужая, я знаю, всегда чувствовала…» Оттуда это проклятие идет, я думаю. С огнем девчонка снюхалась. Не наша кровь тянула ее к золе и вызывала духа, и ничего с этим поделать было нельзя…
Максим молчал, пытаясь уложить всю новую информацию более-менее логичным образом. Значит, бабка Ксении вообще не из их рода, не из Авеличевых. Интересно получается.
— А как вы думаете, кто она была? Цыганка? Татарка? Мысли есть какие-нибудь?
— Нет, это ни одна народность, которая здесь на Урале живет. Нет — нечто иное. Нечеловеческое вообще.
— Почему вы так считаете?
Авеличев пожал плечами.
— Теща говорила. Она-то свою мать видела как-никак. Та будто пряталась за маской, за нормальным лицом, что ли. Очень редко что-то непонятное проявлялось. Мать Марины Федоровны была молчальницей, как повзрослела, вроде остепенилась и будто ушла в себя. И тоже…
— Что?
— Иногда говорила задом наперед. Или — тут, наверное, выдумала старуха перед смертью — на каком-то другом языке.
— Так кто она была? — настаивал Максим.
— Вы писатель, придумайте что-нибудь… Я бы больше определил, что она — не-человек. Подкидыш из лесу. А кто там обитает… поди разбери. -
Хозяин рассмеялся. — Вот так не повезло.
Максим задыхался — то ли от того, что было сильно накурено, то ли от страха. Снова возникло чувство, что за они в комнате не вдвоем.
Итак, Галина прожила здесь много лет, здесь же росла Ксения. Почему старик еще жив?..
Возникали тысячи предположений насчет матери Галины, самых фантастических. Подкидыш из леса. А кто там обитает…
Эльфы, что ли? Эльфы, согласно легендам, часто подбрасывают людям своих детей…
— Кровь подкидыша передалась моей теще, но в ней она спала. Марина Федоровна была нормальной женщиной, безо всяких там сдвигов, а вот дочь ее — другое дело. В ней, выходит, чужое проявилось сильней всего. То, что за ней ходило, уже пришло в наш мир на правах хозяина. — Авеличев стал шептать, потянулся вперед. — Смотрите… Что если оно хочет окончательно перейти черту? Оно стало сильным. Оно перескочило к моей жене и сделало ее такой. От этих стен и ото всех нас нечто отделяло несколько шажочков. Оно шарило тут своей ручищей, а сейчас… Если вы говорите, что умирают люди, то… Сила растет, понимаете. Галя передала это наследство Ксюхе, а все для чего?..
Максим с трудом выговорил. Глотка была сухая.
— Чтобы сделать последний шаг?
— Вот именно, товарищ писатель. Думайте.
Снегов сделал резкое движение.
— Постойте. Так… давайте не будем нагнетать…
Авеличев рассмеялся. Его голос стал на октаву выше. Писатель начал думать, что у старика едет крыша. Но что же здесь удивительного?
— Значит, вы думаете, что ваша жена передала это вашей дочери?
— Я уверен.
— Ладно. Пойдем дальше… Вы были в хороших отношениях с Ксенией?
— В хороших. Мы вместе… спасались от Галины, когда она становилась совсем чужая. Я…
Авеличев шумно вздохнул. Максим решил, что он старается не заплакать.
— А потом между вами все изменилось? Правда? Это написано в дневнике.
— Однажды я понял, что Ксения меняется. В одно утро, я увидел в ее лице отпечаток лица Галины. Словно моя жена в нее вселилась… Я перепугался.
Думал, что это у меня проблемы с головой, а потом это повторялось все чаще.
Ксения начала выключаться, точь-в-точь как было с ее матерью. Характер Ксюши испортился. Она стала меня ненавидеть. Мы жили как враги… Я боялся ее, да, боялся, что она спалит меня, как ту кошку… Целыми неделями после окончания школы у Ксюши это длилось… Я сообразился, что все началось сызнова…
— Кошку? Какую?
— Соседскую. С первого этажа. Рыжая тварь все шлялась по подъезду и орала ночами. Так Ксения ее однажды спалила и мне похвасталась… то есть, не она похвасталась, а то, что было в ней, эта мерзость. Я вышел в подъезд посмотреть… От кошки остался один пепел, небольшая кучка на втором этаже.
Ксения смеялась. Дух приобрел эту способность, так я думаю, потому, что стал ближе к нам. Я и сказал вам, что с людьми возгораний не было, все, что я знаю, это кошка…
— Ладно, хорошо. А как ваша дочь от вас ушла?
— Сказала, что я ей до смерти надоел, что я старый ублюдок. Почти так же говорила и жена когда-то, перед смертью. Я спросил, на что Ксюша жить будет, а она ответила, чтобы я катился ко всем чертям. Парень у нее был, деньги у него водились, и он ей снял квартиру.
— Почему ваша дочь покончила с собой?
Старик не сразу заговорил. Максиму показалось, что он нарочно выдерживает театральную паузу. Авеличев вынул платок, протер глаза.
— Ксюша мне иногда звонила, и мы разговаривали. Нормально разговаривали, без злобы. Но это было редко. Дочь сообщала мне, как там у нее с учебой. Бывало, извинялась. Я просил ее вернуться, а она отвечала, что не может…
— Она все знала?
— Знала и чувствовала, я думаю. Может, поэтому и ушла. Мать, которая наладила с ней контакт, наверняка хотела меня убить. Дочь спасала меня…
— Откуда вы знаете, что это ваша жена была?..
— Мне ведь тоже сны снились разные. Галина являлась часто после смерти и шептала, что я так просто от нее не отделаюсь, что она еще спросит с меня старые долги. Дескать, горюшка хлебну досыта. И Ксения якобы ей поможет…
Она пыталась, но так как дочери не было уже здесь, то у Галины силенок не хватило.
Авеличев протянул руку и включил настольную лампу. Возник неровный круг желтого света. Хозяин квартиры внутри него казался древним страшным существом, троллем, злым волшебником, корпеющим над книгами с заклинаниями.
