— Но ведь дело закрыто. И уже давно.
Мой голос звучал нормально. Или так мне казалось.
— Его снова открыли в связи с новыми обстоятельствами. Ваша роль в нем далеко не последняя.
— Какая именно?
Блин, перестань разыгрывать идиотку?
— Мне нужно поговорить с вами лично. — Да, следователь был терпелив. — Когда вы сможете это сделать?
— Не знаю. Вообще-то, в любой момент.
— Хорошо. Назовите ваш адрес, я выеду сразу же.
— Ладно.
Я назвала.
— С вами ничего странного в последнее время не происходило? Звонки или что-нибудь похожее? Записки?
— Нет. — Во рту у меня пересохло. Я не знала, что и думать.
Поняла лишь одно: вот оно, началось. Дурные предчувствия меня не обманули.
— Хорошо. Я выезжаю. Вас предупредить, когда я буду возле вашего дома?
— Да, позвоните по этому же номеру.
Мы распрощались, а следующий час, пока он ехал, показался мне самым жутким и длинным в моей жизни. Не знаю, как я смогла выдержать это. Я выкурила четверть пачки, даже не почувствовав.
Глава двадцать седьмая
Что я могу сказать о нем? «Внутреннее зрение», — словно в ответ на мое непреодолимое желание, — включилось примерно за пять минут до телефонного звонка следователя, и когда он вошел в квартиру, я уже могла рассмотреть гостя во всех деталях. Конечно, я продолжала притворяться полностью слепой.
Это было нетрудно. Морозов вошел и окинул прихожую внимательным, профессиональным взглядом. Я не ошиблась в нем. Действительно: высокий стройный светлоглазый блондин. Может, чересчур киношный. Его вид подействовал на меня успокаивающе. Ничего общего с сонным, вечно сопящим и мучающимся Гмызиным у него не было. Этот следователь знал, что делал, и видел конечный результат.
Войдя, он назвал себя полностью, зная, что я не могу прочесть того, что написано у него в удостоверении. Я поняла только, что он старший следователь. Молод для этого, но мне не было до таких деталей никакого дела.
— Проходите в комнату. Будете чай?
— Чай. Пожалуй, да. Благодарю. — Он сунул свою кожаную папку с документами под мышку и занялся обувью. Поискал глазами тапочки, и я заметила кольцо на его пальце. Ясно, семейный.
Еще раз указав на комнату, я пошла на кухню делать чай. Следователь поглядел мне вслед, анализируя мое поведение, и сделал какие-то свои выводы С приходом Морозова я не чувствовала такого нервного напряжения, как раньше. В конце концов, он пришел все мне рассказать. Еще пара минут ожидания меня не убьет. Приготовив чай, я принесла все необходимое для этого в комнату. Морозов, соблюдая врожденный такт, сидел на краю дивана. Он хотел помочь мне, но я была быстрее и поставила поднос на столик.
— Вы хорошо ориентируетесь, — сказал следователь. Без иронии, восхищения или раболепия, продиктованной излишней вежливостью. Так профессионал хвалит профессионала, констатируя его достижения. Мне это понравилось. Сдержанно, трезво и не унижает ничьего достоинства.
— Я привыкла, — сказала я. — Но спасибо. Я закурю.
— Конечно. Значит, и мне можно.
— Пожалуйста.
Мне хотелось прекратить этот обмен любезностями и приступить к делу. Я предоставила Морозову самому наливать чай, и с этим делом он справился на пятерку.
Я закурила. Он подвинул мне пепельницу. Я кивнула.
— Итак? Дело открыли, вы говорите? Почему? Гмызин мне сообщал, что никаких шансов найти преступника нет…
— В общем, так оно и было. Но произошло кое-что, что заставило нас вернуться к нему и начать все заново.
— Что же?
— Вы знаете Елену Гладкову?
— Ну. Это подруга моего знакомого.
— Артура Векшина?
— Да.
— Она убита. Предположительно, вчера днем.
Я закашлялась и уронила сигарету. Морозов поднял ее со столика и вручил мне. Невозмутимый русских бог, на его лице не было ни капли смущения. Ему не впервой сообщать такие вести. Но мне слушать их — пока еще непривычно…
— Сам Артур Векшин пропал, — добавил Морозов, не дав мне толком очухаться.
— Умерла… Пропал… Что с ним?
— Неизвестно. Его телефон не отвечает. Дома никого не оказалось.
Никаких следов.
— Как это?
В голове у меня крутились подробности нашей встречи с Леной. Ее слова, ее страх, ее жалобы на то, что она просто помешана на Артуре. Так говорил человек, находящийся на грани отчаяния. Я ничего не понимала.
— Мы проникли в квартиру, так как… подозревали участие в этом деле Векшина, но ничего подозрительного не обнаружили.
— Я не понимаю, — сказала я. — Вы сказали, что мое дело открыто, и…
— Я объясню. Ваше дело было закрыто за недостатком улик. Тогда не было найдено ни одно свидетеля и ни одного подозреваемого. Но я думаю, что прежние следователи могли и поактивнее искать. Меня такая ситуация, честно говоря, ставит в тупик. Я сразу обнаружил, что не было ни одного обхода домов частного сектора рядом с тем местом, где нашли вас. Там оживленное движение и станция пригородного поезда не так далеко. Но вас все равно никто якобы не видел. Так не бывает — знаю по опыту. Мои помощники сейчас и занимаются тем, что опрашивают жителей частного сектора. Конечно, прошел год, что-то могло измениться, люди могли забыть или потенциальные свидетели просто переехали, но, считаю, шансы найти кого-либо есть.
— Ясно. Значит, Гмызин просто работал спустя рукава? — спросила я.
— Я не стану давать оценку его профессиональной деятельности, а просто указываю на недочеты.
— Так почему дело открыли? Из-за Гладковой?
— Да.
Морозов посмотрел на меня, а я подумала об Артуре. От мысли, что он пропал, мне стало дурно. Я не хотела связывать это с убийством Лены… нет, тут было много неувязок. Что же случилось?
— Тело Гладковой обнаружили на окраине города, примерно в схожих обстоятельствах. Руки и ноги связаны при помощи толстого кабеля. Девушка была раздета… Я могу продолжать?
— Да. Меня это не шокирует. То есть… Мне это нужно знать. Из-за себя самой.
— Я тоже так подумал, — сказал Морозов. — Так вот. В отличие от вас, Гладкова была мертва.
— В отличие от меня?
— У нее были вырезаны глаза. Экспертиза установила, что смерть произошло в результате
