пока не понял, от кого она исходит. Явно не от ковуев. Эти радовались, что вырвались из окружения, им было не до берендея. Бут услышал, что к балке скачет много всадников. Видать, половцы не все еще сказали ковуям. Берендей никогда никому не верил, в том числе и половецкому слову, поэтому и выбирался даже из самых страшных переделок. Так ему было на роду написано.
Берендей Бут был зачат осенней воробьиной ночью. Лето было неурожайное, осень дождливая и короткая, а зима выдалась такая лютая, какой даже старики не могли припомнить. В ту зиму перемерло от голода много берендеев. Беременная мать Бута спаслась только благодаря волкам – единственной пище, которую мог добыть ее муж в то тяжелое время. О будущем ребенке не думала, главное было выжить. Она умерла во время родов. На седьмой день в полночь к младенцу, названному Бутом, пришли суденицы наречь ему судьбу. Это были три сестры, одетые во все черное, младшей из которых всегда двадцать лет, средней – тридцать, старшей – сорок. Никто не положил для судениц возле ребенка монету или хотя бы лепешку, отцу неоткуда было их взять. Младшая суденица осерчала и изрекла:
– Вырос на волчатине, значит, душа у него будет черная, волчья; много человеческой крови прольет, люди будут его бояться и ненавидеть; не видать ему ни семьи, ни детей.
– Душа у него будет белая, и люди с чистой белой душой полюбят его, – пожалела младенца средняя суденица, – он будет отважен и удачлив в рати; проживет долго.
– У него будет две души, черная и белая, совершит много черных дел с благими намерениями; никто не познает так ярко, как он, любовь и ненависть; жизнь его будет длинная и нескучная, – нарекла самое вещее слово старшая суденица и пальцем написала эту судьбу на лбу мальчика.
Бут быстро смекнул, что опившийся воды конь вряд ли поможет ускользнуть от половцев. Он посмотрел на крутой склон балки с широкой темной полосой чернозема сверху и лисьими норами чуть ниже в песчаной почве. Ничего никому не говоря, он поднялся по склону к лисьим норам и лег там в углублении, словно бы намериваясь отдохнуть в тени. В углубление были две лисьи норы, одна широкая и старая, другая поуже и недавно вырытая. Из нор тянуло псиной и дохлятиной.
Бут слышал, как половцы подскакали к краю балки и остановились там. Ковуи перестали поить лошадей, насторожились.
– Мы сейчас поскачем дальше, только воды попьем, – сказал один из ковуев. – Договор был, что не тронете нас.
– Если бы вы оставили награбленное, мы бы вас не тронули, – послышался сверху насмешливый голос половецкого хана, – а вы нарушили договор, значит, и наше слово потеряло силу.
Сверху в ковуев полетели стрелы.
Берендей ножом расковырял землю над своей головой, заставив ее обвалиться и засыпать его. Чтобы не задохнуться, он засунул голову в лисью нору. Лиса делает несколько выходов в разные стороны, дышать будет чем, а вонь Бут как-нибудь перетерпит.
Половцы быстро перестреляли из луков ковуев, потом спустились в балку, добили раненых и забрали все ценное. Нагруженные добычей, они вернулись к холму.
Там хан Кончак Отрокович приветствовал своего несостоявшегося родственника:
– Здравствуй, сват! Ты так спешил встретиться со мной – почему не радуешься?
– Как же я могу тебя обнять, если руки связаны? – пошутил в ответ князь Игорь.
– Окажи честь, посмотри с нами, как погибают твой брат и сыновья, – пригласил хан Кончак.
Половцы решили, что бегство ковуев и пленение князя Игоря сломит русичей, и на время оставили их в покое. Князь Всеволод воспользовался этим – повел полки на прорыв к реке, до которой оставалось самая малость. Захваченные врасплох половцы отступили, пропустив русичей к воде. Изможденные жаждой ратники первым делом бросились пить воду. Зайдя по колено или глубже, они черпали мутную воду грязными ладонями и никак не могли утолить жажду.
Спешившиеся половцы, подгоняемые ханами, побежали с трех сторон на русские полки.
– Кто хочет, спасайтесь, плывите на тот берег! – разрешил дружинникам Всеволод Святославич. – А кому честь дорога, идите со мной!
Он отбросил щит, взял меч и в левую руку и бросился навстречу врагам. Быстро передвигаясь, вертясь, ускользая от половецких сабель, стрел и арканов, он разил двумя халаружными мечами их аварские шлемы, сделанные из дерева на железной основе. Шлемы с треском раскалывались под его ударами. Вокруг него образовалось свободное пространство, потому что никто из половцев не хотел лечь мертвым рядом с десятком своих соплеменников, погибших от буй-туровых мечей.
Князь Игорь повернулся к бою спиной.
– Что, не нравиться? – насмешливо спросил хан Кончак.
– Убей меня, – попросил Игорь Святославич. – Не хочу видеть, как по моей вине гибнут брат, сын и племянник.
– Нет уж, живи и смотри! – отказал хан.
На это раз половцы не отступили, наоборот, в бой вступали все новые и новые силы. Вскоре князь Святослав погиб под ударом половецкого меча, а князей Всеволода и Владимира заарканили и взяли в плен. Оставшиеся без предводителей полусотня русичей на лошадях переправились через реку и, преследуемые многочисленным отрядом половцев, поскакали на север.
– Недостоин я жизни. Это божья месть за убиенных мною христиан в Глебове, – с горечью произнес князь Игорь. – Где теперь возлюбленный мой брат, где племянник, где сын, где бояре думные, где мужи храбрые, где ряды полковые?! Где кони и оружие многоценное?! Всего я лишился, и предал меня бог в руки беззаконным!
– Уведите князя в мой шатер, – приказал своим воинам хан Кончак.
Половцы не долго гнались за уцелевшими русичами, поэтому десятка два дружинников спаслись. Они без остановки скакали по степи до темноты. Только перебравшись еще через одну речку, решили передохнуть немного и, как только рассветет, сразу тронуться дальше. Они боялись, что половцы утром возобновят погоню.
Половцам не собирались гнаться за ними. Они вернулись в свой стан, где вовсю шел пир. Давно пловцы не одерживали такой славной победы, никогда еще не было у них в плену сразу трех русских князей.
– Это отмщение им за моего деда Шарукана и моего отца Отрока, и за Кобяка и других половецких ханов! – хвастался Кончак.
В 1106 году Владимир Мономах разбил Шарукана и загнал его сына Отрока аж на Кавказ, за Железные Ворота, а Кобяка и многих менее влиятельных половецких ханов взял в плен в 1183 году Святослав Киевский.
Ночью берендей с «лоскутным» лицом разгреб над собой землю и выбрался из укрытия. Внизу в балке волки и лисицы поедали человеческие трупы. Еды было так много, что обожравшиеся звери только кровь лизали. Заметив живого человека, они неспешно отошли чуть в сторону, подождали, пока он выберется из балки, и опять вернулись к трапезе.
Бут тихонько свистнул. Чуть в стороне от половецких шатров, возле которых еще пировали у костров несколько воинов, в ответ заржал жеребец. Берендей пошел к жеребцу, пасшемуся стреноженным в табуне других лошадей, захваченных у русичей. Охраняли табун трое половцев. Они крепко спали на попонах, подложив под головы седла. Бут наклонился к ближнему половцу, разбудил его, толкнув в плечо, а потом быстро зажал рот и вонзил нож в горло. Спящий человек, как ни зажимай ему рот, обязательно вскрикнет, а разбуженный даже не пикнул. Точно так же берендей убил остальных охранников. Стащив с них одежду и обувь, забрав оружие и седла, Бут нашел в табуне своего жеребца и еще одного, самого ценного, – игреневого Огонька князя Игоря, оседлал их, приторочил к седлам добычу и неспешно, чтобы не привлечь к себе внимание половцев, поскакал по степи.
24
Когда телега Сысоя Вдового добралась до первого русского острога, там им навстречу вышли все дружинники.
– Как вам удалось спастись? – спросил воевода острога Сысоя и его попутчиков.
– От чего спастись? – не понял Воислав Добрынич.
– Ну, как от чего? – удивился их незнанию воевода. – Все остальные ведь погибли или попали в плен.
